Земля одиноких странников
Шрифт:
За ужином разговор шел только о событиях сегодняшнего дня.
– Капитан Шарт безусловно прав, – заявил Кроуфорд, расправляясь с бараниной по-ньюбургски, которая сегодня Алине изумительно удалась. – Это полное безумие – сажать стотонный самолет на движущийся ледник или, хуже того, на равнины, усеянные подледными трещинами и кавернами.
– Но согласитесь, – возразил Водяницкий, – не меньшее безумие – гонять вездеходы через половину планеты и, может быть, не один раз.
– Неужели им так трудно отыскать где-нибудь три километра достаточно твердого грунта? – спросила Алина.
На нее посмотрели с сожалением.
– Да будет вам известно, мадемуазель, – изрек
На десерт был «Киевский» торт. К сожалению, после того, как в детстве я на спор умял целую «Сказку», я не выношу кондитерских изделий, тем более кремовых. Тем не менее, сражение с этим куском приторного бисквита стало для меня принципиальным и жизненно важным вопросом. Поэтому я набросился на глыбу сладкого теста с маслом и орехами, как на дифференциальные уравнения седьмого порядка на госэкзаменах – с отчаянием обреченного и не глядя по сторонам. И, к собственному удивлению, расправился с ней раньше всех. На меня посмотрели и заулыбались.
– Мой Сонни в детстве точно так же кидался на сладкое, – с улыбкой проворковала «бабуля», – а потом ходил весь перемазанный кремом и старался облизать себе нос.
– Вам понравилось, Сережа? – робко прошептала Алина.
– Это было восхитительно, – тая, ответил я.
– Тогда я положу вам еще!..
Спас меня Каин, который, заметив мое состояние, перехватил тарелку и разразился возмущенной тирадой, обвинив Алину в том, что она лучшие кусочки скармливает любимчикам, а другим вообще ничего не остается, – и всучил торт Стасику, который хлебал пустой чай без сахара с выражением смертной тоски на упитанном добродушном лице. Подобно змию, искушавшему Еву отведать плодов запретного древа, Каин уговаривал его отведать хоть крошку этого великолепного блюда… И Стасик не устоял. Он через силу съел первый кусок, лихо расправился со вторым и потянулся было за третьим, но торт кончился.
По старинному, заведенному еще до нас обычаю, дежурному предоставлялось право комплектовать вечернюю видеопрограмму по собственному усмотрению. Мы уселись вокруг экрана, и Алина смущенно сказала, что хотела бы показать нам свой любимый фильм, привезенный ею из дому. Все с восторгом приняли это предложение. Этим фильмом оказался снятый на пленку балет «Анна Каренина». Зрелище было весьма волнующее, но приблизительно на восьмой минуте я понял, что оно слишком гениально для такого погрязшего в эстраде циника, каким был в то время ваш покорный слуга. Как можно тише я выскользнул из кают-компании и пошел на пульт.
Он, как обычно, жил своей спокойной, размеренной жизнью. Я послал «мозгу» «дважды два». Он ответил нулем в квадрате. Таково было наше приветствие. Компьютер уже знал, что пришел именно я, и настраивался на работу. Я просмотрел показатели работы установки за истекшие сутки и отметил, что имеются четыре пика повышения гравитации через каждые два часа. Что-то подобное мне встречалось и раньше. Компьютер извлек из копилки три аналогичных случая за последние шесть лет. Чаще попадались случаи из двойных и тройных пиков. Я записал даты и сверил местоположение лун. Что-то екнуло под сердцем, когда оказалось, что все эти разы луны затмевали… стоп, стоп… они затмевали друг друга и одновременно звезду… Однако все это они проделывают с удручающим постоянством, и это вовсе не означает, что гравитация от таких затмений должна нарастать. Моя наспех сбитая теория трещала по швам.
Глаза слипались. Во рту было сладко, и пальцы казались какими-то липкими и чужими. Хотел
Верандой мы назвали небольшой закуток возле обсерваторий с большим скошенным потолком из сплошного стекла. Там было темно. Только сумрачный голубоватый лик Мун пробивался сквозь бегущие по небу тучи. Размытые очертания с темными пятнами кратеров придавали ей выражение упитанного и надменного женского лица. Внезапно за спиной я услышал шорох, обернулся и схватил метнувшуюся в сторону тень.
– Алина?
– Отпустите меня! – сказала она сквозь слезы. – Отпустите немедленно, вы слышите?
– Слышу, – пробормотал я, но не выпустил ее рук.
Она резко выдернула руки, закрыла ладонями лицо и, уткнувшись в угол, горько заплакала. Я тронул ее плечо. Она резко повернулась:
– Не смейте ко мне прикасаться! Слышите вы, «технарь»? Занимайтесь вашими гравитонами, полями, мюзиклами или рисованием, чем угодно, только оставьте меня в покое!
– Но я не понимаю…
– Да, не понимаете. И никогда не поймете, что танец может быть не только отдыхом или развлечением, но и средством познания мира, осмыслением собственного существования. Вы понимаете, когда полсотни герлс отплясывают канкан в разбитной оперетке, но не в силах понять, что танцем можно выразить любовь, боль, страдание, мечту, что трагический танец может стать гимном жизни… А я-то, дура, так готовилась к сегодняшнему дню, так… ох, что это?!..
У меня потемнело в глазах, колени подкосились, но я успел подхватить падающую Алину и прижать к стене. Несколько секунд длилось состояние дурноты, головокружение и мелкая дрожь в ногах, красная пелена залила глаза, невозможно было пошевелить даже мизинцем. Исполинский пресс начал плющить кости сверху донизу, сжимая тело одновременно со всех сторон. Хотелось лечь на пол и распластаться всем телом по его рифленой поверхности, но этого нельзя было делать ни в коем случае, любое резкое движение могло привести к перелому. Затем тело наполнила пьянящая легкость, все исчезло, и захотелось летать и кружиться в потоках ветра. Мне достаточно было оттолкнуться пальцами ног, чтобы взлететь под потолок. Я уже начал было приподниматься, но, зная, чем это грозит, притормозил о стену… И все снова стало на свои места.
Джаэнт залил равнину ярким, сине-серебристым светом, высветил всю веранду. Он походил на тощий полумесяц. Большая его часть была перекрыта тенью Луны, но мне показалось, что в нем светится что-то еще, какое-то пятно, яркая желтоватая точка… Или мне это только чудилось? На секунду показалось, что от меня ускользает что-то очень важное, нечто такое, что может иметь для всех нас огромное значение…
– Что это было? – спросила Алина.
– «Качели», – ответил я. – Ни разу не чувствовали? Они редко бывают.
В это мгновение мы обнаружили, что стоим обнявшись. Алина мягко и смущенно высвободилась из моих рук.
– Никогда ничего подобного не ощущала.
– Может быть, ощущали, но подсознательно. Обычно это случается в» предвесенние» ночи, когда все спят. И потому все переносится гораздо легче.
– В общем-то я сплю без снов, но однажды мне приснилось, что на меня упал потолок, и будто из меня вырывается душа, такая легкая и бесплотная, и парит над землею в облаках…
– Мне тоже иногда разное снится, – соврал я. Тогда мне еще ничего «такого» не снилось. – Правда, я не летаю, а езжу на спидкаре. А еще что вам снится?