Земля призраков

Харт Эрин

Выезжая из центра города, Нора пересекла Гранд-канал по Чарлмонт-стрит и сразу же оказалась в центре Рейнлага. Если дневной свет казался немного резким этим утром, то, вероятно, из-за того, что листья на деревьях были еще малы — легкая зеленоватая тень на фоне неба. Улица, где жил Кормак, Хайфилд-Крессент, оказалась одним из тех изящно изгибающихся и обсаженных каштанами дублинских проспектов, что так отличаются от забитых пробками центральных дорог. Робби еще не приехал, но он должен был добираться сюда от самого кампуса в Белфилде. Нора изучала фасад дома № 43, аккуратного красно-кирпичного дома с аркой застекленного входа, похожего на тысячи других викторианских входов в Дублине. Почему-то ей показалось забавным, что дверь Кормака покрашена в солнечный ярко-желтый цвет. Огороженный сад у фасада дома представлял собой клочок покрытого зеленью торфа, столь крохотный, что его можно

было бы возделать парой портновских ножниц. Хотя она еще не была внутри, она знала: помещение будет сильно отличаться от ее просторной современной квартиры за каналом. Она ощутила приступ неловкости. Не стоило приезжать сюда без ведома Кормака. Не лучше ли было встретиться с Робби в его офисе? Впрочем, она не успела обдумать эти вопросы, ибо в окно автомобиля постучал Робби.

— Можешь подождать здесь, если хочешь, — сказал он, когда она опустила стекло. — Но я надеялся, что ты заглянешь на пару минут. Я безумно хочу чаю. И наградой тебе станет пара новостей, которые я сообщу.

Нора с неохотой последовал за отворившим входную дверь Робби и чуть не споткнулась о старомодный черный велосипед, стоявший в узкой прихожей.

— Я соберу вещи, а ты займись чаем, ладно? — Указав ей на кухню, расположенную в задней части дома, Робби исчез наверху, то напевая, то просто бубня популярный мотивчик. Нора вошла в опрятную кухню, выложенную черно-белой плиткой; стол и два стула стояли в маленькой оранжерее, которая граничила с окаймленным стеной садом, отчего комната казалась светлой даже в этот облачный день. Она наполнила электрический чайник, нашла чай в жестяной коробке рядом с микроволновкой, достала две кружки, а затем заглянула в холодильник в поисках молока. Вполне достаточно для чая; она поднесла бутылку к носу, удостоверяясь, что молоко не скисло. Чайник быстро вскипел, и, пока чай заваривался, она отважилась пройти в столовую, или в комнату, которая могла быть чем-то вроде столовой, ибо более напоминала кабинет: занимавшие все стены полки и огромный стол перед окном были доверху завалены книгами и брошюрами, почти закрывавшими вид на сад. За распахнутыми двойными дверями находилась гостиная с глубоким кожаным диваном перед камином и парой стульев, обитых турецкой тканью с каким-то геометрическим узором. Стены обеих комнат были выкрашены красной охрой, а под окном располагалась широкая скамья, к которой с двух сторон примыкали книжные шкафы, достигавшие потолка. Атмосфера была упорядоченная, без вычурности, соответствующая характеру хозяина, но кое-что казалось не совсем уместным: например, покрытый подушками шезлонг в углу подле камина. Она попыталась представить Кормака дома. Шкаф в ближайшем углу был доверху набит сделанными в домашних условиях записями. Нора просмотрела их, заметив имена некоторых уважаемых музыкантов, играющих в традиционной манере. Она приблизилась к книжным шкафам в гостиной. Обилие книг по археологии ее не удивило, но у Кормака была и вполне приличная подборка трудов по истории искусства, мировым религиям, архитектуре и языку. Была целая серия книг по ирландской топонимике. Что он сказал тогда Хью Осборну? «Интересуюсь, но не очень хорошо осведомлен»? Верно. Она подошла к другим книжным шкафам, пробежала пальцами по корешкам старых книг на ирландском, букинистических издания Диккенса, Шекспира и Джейн Остин, новых переводов Достоевского и Толстого, новелл Грэма Грина, книг поэзии Шеймуса Хини и Пэтрика Каванага. И Кормак все прочитал? Ее вдруг охватила тоска по дому, воспоминания о собственных бесценных книгах, которые, за исключением немногих, остались запакованными в кладовке ее дома в Сан-Паоло. Она присела у окна и закрыла глаза, охваченная ужасной и привычной скорбью. А что если нынешняя потребность докапываться до новых и новых улик никогда не заполнит чувства пустоты? Нора открыла глаза. Робби все еще рассеянно напевал наверху.

Ее взгляд упал на фотографию в рамке, стоящую на камине. Это были Кормак и Габриал Мак-Кроссан в раскопочной яме, демонстрирующие только что обнаруженные артефакты, уставшие, грязные и безмерно довольные собой. Как Кормак обходился без этого человека, которого он считал вторым отцом? Может, Робби знает о нем побольше. Услышав шаги, она вернула снимок на место.

— Все нашла? — спросил Робби. — Для чая, я имею в виду, — добавил он поспешно, и по его взгляду она поняла, что он слегка поддразнивает ее за чрезмерное внимание к окружающей обстановке.

— Все на своих местах, — сказала она. — Кормак очень педантичный парень.

— О, да, — согласился Робби, следуя за ней на кухню. — Обещай не упрекать его в этом.

— Робби, я горю нетерпением услышать твои новости.

— А я весь

в нетерпении их сообщить. Но подожди, нет ли тут печенья или чего-нибудь к чаю? — спросил Робби, открыв буфет и обшаривая его, пока не нашел неоткрытую пачку шоколадного сухого печенья. — Он сам его не ест, но держит про запас, потому что это мое любимое. Похвально, правда?

— Очень трогательно, — согласилась Нора. — Но, Робби, что ты выяснил?

— Ты понимаешь, я провел только весьма приблизительное исследование.

— Да. Продолжай.

— Ну, это интересно, — сказал он, хрустя печеньем. — Как правило, обезглавливали персон определенной важности. Для большинства преступлений и преступников вплоть до девятнадцатого века достаточным считалось старомодное повешение, — перейдя к главному предмету разговора, он оживился. — И повешение в общем значило медленную смерть через удушение. Я нашел несколько сообщений о людях, очнувшихся после получаса на веревке. — Об этом факте он сказал с некоторым изумлением. — Конечно, за столь длительную процедуру мы должны поблагодарить пару ирландских докторов. Они учли и вес заключенного, и силу, необходимую, чтобы сжать шею. Все это было очень научно, у них были таблицы для расчетов длины веревки. Хотя основной причиной таких исследований было не стремление милосердно прикончить осужденного как можно быстрее, а устрашить дискомфортом болтания на веревке.

— Совершенно потрясающе, — заметила Нора, скрывая раздражение.

— Но вернемся к обезглавливанию — необходимо родиться достаточно благородной персоной, чтобы тебе отсекли голову. Мало того, нужно совершить нечто особо ужасное, государственную измену или цареубийство, или что-нибудь столь же отвратительное. Вот почему не многие женщины были обезглавлены, и тут я затрудняюсь в подборе конкретных исторических свидетельств. Но — и это самое интересное, — сказал он, подавшись вперед, — начиная со Средних веков обезглавливание было чем-то вроде стандартного наказания за детоубийство. Я думаю, детоубийство всегда считалось омерзительным.

Нора слышала звуки голоса Робби, но шум в ее голове вытеснил смысл слов. Грохочущий звук, словно в ушах стучали крышки мусорных ящиков. Шею и плечи начало покалывать.

— Робби, — неожиданно произнесла она, — теперь мы знаем даты, по крайней мере, приблизительные временные рамки. Помнишь тот кусок металла на рентгеновских снимках?

— Да.

— Это оказалось кольцо, возможно, обручальное кольцо. С выгравированной датой: 1652. Сколько женщин могло быть тогда казнено в Ист-Голвей? Если мы ищем иголку в стоге сена, то я бы сказала, что она сильно укрупнилась.

— Но ты забываешь, что огромная часть стога превратилась в дым, — заметил он. — Многие документы того периода погибли, когда Бюро регистрации актов гражданского состояния попало под артиллерийский обстрел во время Гражданской войны, около 1922 года.

— Но не все же сгорело. Есть же другие источники, верно? Я просто не могу поверить, что больше негде искать. А Национальный архив? Или Бюро регистрации в Лондоне? А инициалы на кольце не могут как-нибудь помочь? Может, сохранилась запись о регистрации брака или, по крайней мере, сведения о переписи в этой местности, которые дали бы нам ключ к разгадке. — Нора удивилась собственной настойчивости. — Не отмахивайся от меня теперь, Робби.

ГЛАВА 3

Церковь Святой Коломбы была суровым серым каменным зданием, построенным в девятнадцатом веке и теперь обслуживающим Данбег и несколько других соседних маленьких общин. Отец Кинселла заканчивал беседу с уборщицами, маленькой бригадой неприметных рыхловатых женщин среднего возраста, вооруженных швабрами, тряпками и бутылочками политуры. Их светящиеся лица и бодрое настроение подсказали Девейни, что красивый, кудрявый викарий несомненно знает, какой эффект он производит на немолодых прихожанок, и без зазрения совести пользуется этим — ради церкви, конечно. Девейни стоял, вдыхая смешанный запах мебельной полировки, ладана, цветов и свечного воска, характерный для церкви, — пока священник не расстался со своим фан-клубом, направив женщин в сторону ризницы.

Несмотря на знакомый аромат, это современное пространство казалось Девейни странным, вовсе не похожим на древнюю и таинственную церковь его детства. Наверное, служба изменилась, с тех пор как он вырос, и поэтому ритуалы и прочие атрибуты веры более не впечатляли его.

— А, детектив — произнес Кинселла, заметив Девейни, и потер руки, словно энергичный молодой бизнесмен. Он быстро преклонил колени перед алтарем, а затем энергично двинулся по центральному проходу, чтобы пожать руку. — Гарретт, да? Конечно, я знаю вашу семью, Нуалу и детей, но мы давно не имели удовольствия видеть вас.