Земля-пустыня
Шрифт:
— Верно, верно, — поспешно подхватил Асимура. — Я встретил там профессора Хасэбэ из университета Тохоку. Он в Киото тогда не приехал из-за болезни. А сейчас выглядит прекрасно. Даже не верится, что он так серьезно болел.
— Ты упомянул Киото, и мне вспомнилась наша поездка туда. Помнишь, мне удалось даже, пока ты заседал на конгрессе, съездить в Нару.
— Ванна готова? — прервал Асимура жену, опасаясь, что она снова вспомнит о своем открытии в нарском храме.
— Сейчас проверю, достаточно ли нагрелась вода. — Сэцуко удивилась резкой
Асимура все еще не мог успокоиться, возбуждение от встречи в Фукуоке не проходило, более того, после разговора с женой даже усилилось. Сказать правду он не смел, но ему так хотелось хотя бы намеком сообщить о встрече с Ногами. Может быть, поэтому он сразу же по приезде позвонил Такако, чтобы дать выход переполнявшим его чувствам. О, как бы ему хотелось так повести разговор с ней да и с женой, и с Кумико тоже, чтобы они поверили в «воскресение» Ногами и в то же время не догадались бы, что он в Японии.
Но Асимура прекрасно понимал, что это неосуществимо.
Большинство посетителей ресторана в отеле Т. были иностранцы.
За столом напротив Асимуры села Такако, по левую руку — Кумико, справа — Сэцуко.
Тихо играл оркестр.
— Сегодня вечером вы поистине доставили нам большое удовольствие, — обратилась к Асимуре Такако, когда они расправились с закусками.
— Иногда на него находит, — смеясь, сказала Сэцуко.
— Почаще бы! — воскликнула Кумико. — Я приветствую такие причуды.
— Откровенно говоря, у меня возникла мысль поужинать вместе еще во время банкета в Фукуоке, который был устроен в честь участников конгресса, — сказал Асимура.
— И он сразу же вам позвонил, как только переступил порог дома, — добавила Сэцуко. — Правда, разговаривал как-то странно — будто год с вами не виделся.
Асимура внимательно посмотрел на Такако. Да, за последние годы она действительно сдала. Просто прежде они часто виделись и он не обращал на это внимания. А сейчас он сравнивал сидящую напротив Такако с той, какой она была в тридцать лет, когда он и Сэцуко поженились. Да, очень постарела.
И Кумико уже стала взрослой. Он вспомнил, как несколько лет назад они были в этом же ресторане и Кумико, сидя на стуле, болтала ножками, потому что не доставала до пола.
Как был бы рад Ногами, имей он возможность сейчас из укромного уголка поглядеть на нас, подумал Асимура и стал, насколько позволяли приличия, разглядывать посетителей. Ему начало казаться, что где-то среди прилизанных джентльменов и изрядных дам сидят за столиком Ногами и та француженка и наблюдают за ними.
— Как здесь много иностранцев, — сказала Кумико, вслед за Асимурой окидывая взглядом соседние столики.
Асимура обратил внимание на чересчур серьезное выражение лица девушки. Неужели Кумико о чем-нибудь догадывается? Впрочем, ничего удивительного в этом нет. После того что произошло в Киото, после встречи там с француженкой, после ночного происшествия в отеле у нее вполне могли возникнуть подозрения, пусть и неясные, если она сопоставила
Асимура перевел взгляд на казавшееся чересчур бледным лицо Такако. Оно излучало спокойствие и удовлетворенность. Она-то наверняка пребывает в неведении и ни о чем не догадывается. Как же я могу нарушить ее покой!
Но тут же Асимура с тревогой обнаружил, что с трудом сдерживает желание рассказать женщинам о своей встрече с Ногами.
Представляю, что произойдет, если я скажу об этом Такако и Кумико. Каким счастьем, какой радостью засветятся их глаза, подумал Асимура. Он начал бояться за себя, бояться, что помимо своей воли проговорится о встрече с Ногами, хотя он пригласил сюда Такако и Кумико именно для того, чтобы как-то иносказательно намекнуть о ней, сделать так, чтобы они без слов поняли: Ногами жив, здоров и находится в Японии.
Асимуре стало страшно принимать участие в беседе. Он боялся невольно проговориться. Поэтому он решил главные образом слушать, что говорят женщины. Но и это было нелегко, ибо он ловил себя на том, что, прислушиваясь к их словам, чересчур внимательно наблюдает за каждой и следит не столько за нитью беседы, сколько за выражением лиц своих собеседниц. Ему начало казаться, будто это не он, а Ногами прислушивается к непринужденной болтовне Такако и Кумико.
Он вспомнил один иностранный роман, который прочитал еще в студенческие годы. Кажется, он назывался «Болтающее сердце». Его суть заключалась в том, что человек неудержимо жаждет поделиться с другими тем, что у него на сердце, и никакая воля не способна подавить это желание.
Асимура в эти минуты представлял себя героем этого романа. Нет, его положение еще сложнее. Ведь ему не просто хотелось сказать о том, что у него на сердце. Он понимал: одно его слово может сразу изменить всю жизнь Такако и Кумико. В мгновение ока совершенно по-новому станет смотреть на жизнь Такако, которая в течение восемнадцати лет страдала во вдовьем одиночестве. Да и с лица Кумико исчезла бы тень печали, узнай она, что ее отец жив.
Асимура физически ощущал усилия, которые ему приходится прилагать для борьбы с обуревавшим его искушением. Внешне он вел с женщинами непринужденную беседу, но в глубине души ожесточенно боролся с желанием рассказать о встрече с Ногами. Ему приходилось вести сейчас такую игру, которая навряд ли была по плечу самому талантливому актеру.
— Какое упущение! — воскликнула вдруг Сэцуко. — Нам надо было пригласить сюда и Соэду — такой удобный случай.
Предложение Сэцуко отвлекло Асимуру от адских мук, которые он испытывал.
— А ведь верно! — решительно поддержал он жену. — Но видимо, это сделать и сейчас еще не поздно. Он, вероятно, в редакции. Через несколько минут он мог бы быть здесь.
— Но мы уже все съели, — смущенно сказала Кумико, слегка покраснев.
— Ну и что из того? К чаю как раз успеет, а поужинаем с ним как-нибудь в другой раз, — сказал Асимура.