Земля точка небо
Шрифт:
И высвободил кисть из дверной скобы, не из бредовых опасений, а просто ради комфорта.
14 мая 2004 года
Сонная от вина и долгого обратного пути, Лиза ввалилась к себе в спальню, едва не забыв прикрыть дверь. Она грохнулась поперек кровати прямо в уличной одежде и туфлях, потом сделала усилие и спихнула их на паркет. Ноги так устали, что казались на размер больше.
В целом Лизе понравился вечер. Конечно, дискотека была так
И погода стояла отличная, весенняя, насквозь черная, несмотря на фейерверк центральных огней.
И такси в оба конца.
Нет, Макс был прав, она сама устала идти пешком. Но при Диме сознаваться не хотелось.
Лиза сделала еще одно усилие и подтянула к себе ноутбук.
Журналисты «е-Женедельника» работали быстро. В ленте уже висела новость, гласившая, что им удалось взять « интервью у ЭЛИЗЫ ФРЕЙД, известного психолога и телеведущей [1]». Которая, судя по тексту, была предельно скрытной, держала в секрете личные данные, но признавалась, что «мечты о звездно-эстрадной карьере порой не дают ей уснуть».
Внизу предлагалось оставить комментарий, но единственным, кто успел воспользоваться этой возможностью, оказался Аноним (без фото) , написавший: «Полное гавно». Лиза была с ним согласна, но все равно не удержалась и слегка обиделась.
«Ну и пошли вы». Лиза хлопнула крышкой ноутбука и тут же забыла обо всем, готовая провалиться в сон.
Нет. Сначала раздеться.
Лиза потянулась, высвобождая ноги из джинсов, нечаянно тронула себя между ног и чуть не застонала от болезненного изнеможения.
«Блин, нужно найти хоть кого-то потрахаться», – сонно подумала она. А то вообще с ума можно сойти.
Была поздняя ночь, и сквозь оконную решетку густо сияло московское небо.
12 сентября 2005 года
– Ну что, разместили его, Поттер?
– В той же трешке. Хотя не понимаю, с какой стати мы…
– Нас попросили об этом из министерства. И кстати, они прислали к нам человека.
– Инспекция? Сколько времени…
– Вообще говоря, нисколько. Вот он, инспектор. Знакомьтесь.
20 июня 2005 года
В углу рта у меня шрам, который я получил, когда встретил Музыканта второй раз в жизни.
После космических размеров прежней жизни город казался мне крошечным, его тротуары – узкими, а прохожие – сонными и простыми. Частица меня еще не вернулась на землю. Она считала, что парит над большинством.
Как наивен я был. И как беззащитен.
На 7-м Горизонте цвело клейкое лето, и солнце,
Мне часто снятся ночные дома. И окна. Квартиры. Тесные капсулы, в которых нам выпало жить. Которые мы чистим, обставляем, учимся любить и считать родными. Стена, усеянная горящими окнами – будто картотека. Бетонная этажерка, стопка маленьких теплых укрытий от безучастного тревожного мира.
– Хули пасешь?
Сначала я не понял ни слова.
Искра.
Маленькая искра сверкнула в уголке глаза, и спустя миг я стоял на четвереньках, разбитыми ладонями упершись в асфальт. Моя скула горела, пульсируя ровными толчками. Я попытался встать.
– Прошу, не в рёбра, – сказал я.
Куда угодно, только не в рёбра.
– Ты чё, страх жизни потерял?
Меня ударили еще раз, в ухо, к счастью. От пинка лязгнули зубы, и губа застряла между ними. Я с хрустом откусил болтавшийся лоскуток и сплюнул, и под языком сразу начала собираться кровь. Я сплюнул еще раз, изучая густое пятно на асфальте, – оно мелело, вбирая пыль.
– Ляжь, понял?! Чё он не ляжет? – спросил кто-то и пнул меня в бок. Он сказал еще что-то, но в ухе звенело, и я не разобрал. Теперь явилась боль, она стягивала лицо как резина. Я открыл рот, чтобы кровь текла на подбородок и не мешала дышать.
Они были правы: я совсем потерял страх жизни. За что и был наказан.
Когда меня обхватили за спину и подняли, я разглядел нападавших. Двоих уже волокли прочь, один молотил по асфальту пятками, второй был неподвижен. А третий стоял передо мной. Ниже меня ростом, загорелый, пухлый, совсем ребенок. Обычный, если бы не глаза. Они были пусты. Они смотрели в никуда и одновременно повсюду, как неживые.
– Друг, то есть, понял, уважаемый, понял, не надо, ладно? Мы ж не это самое, понял, – сказал он и дернул овальной макушкой.
Меня отпустили, и я чуть не упал. Стриженый паренек не смотрел на меня. Он моргнул и приоткрыл рот. У него были яркие белые зубы.
Кто-то незнакомый шагнул из-за моей спины и выбросил руку вперед. В горле стриженого что-то булькнуло, между его белоснежных зубов выскользнул черный поток. Кровь плеснула ему за шиворот, закапала на асфальт рядом с моей, и была темной, густой как масло. Паренек сказал, – н-н-н-н , – и голова его мелко затряслась. Я смотрел ему в лицо, а кровь широкой лентой скользила за ворот, но взгляд его не переменился – на меня смотрели внимательные пустые глаза насекомого.
Судороги прекратились. Незнакомец осторожно уложил тело на тротуар и повернулся ко мне. В его руке густо блестело острие. Человек нагнулся и окунул шило в песок у бордюра, потом вынул и затоптал черную дырочку.
Аллея вдруг наполнилась людьми в белых халатах. Они бродили парами – двое плеснули воды на асфальт. Моя кровь и чужая смешались, побежали струйками, оставив розовую пену. Двое перекатили рыхлое тело на полиэтилен, а я стоял и молча смотрел в насекомовидные глаза, так и не поменявшие выражения.