Земля в огне
Шрифт:
Нелегким был тот путь вдоль днепровского рубежа, который хранил память о тяжелой осени сорок первого. Среди бойцов и командиров, прошедших огненные версты от Волги и Кавказа до Киева, было много и тех, кто помнил то суровое время: ожесточенные бои у Днепра, вынужденное оставление Киева.
Это было одно из драматических событий первых месяцев войны. Тогда, в середине сентября на киевском направлении создалась критическая ситуация. 19 сентября был оставлен Киев. В окружении оказались основные силы Юго-Западного фронта вместе со штабом. Командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос поставил войскам задачу на выход из окружения, но осуществить его тогда не удалось.
В те трудные дни на Украине советские воины проявили исключительное мужество и стойкость. Многие из них погибли героями. Такова
20 сентября в шумейковской роще приняли неравный бой бойцы и командиры управлений Юго-Западного фронта и 5-й армии, выходившие из окружения. В этой группе насчитывалось около 2000 человек, в том числе 800 командиров и штабных работников. Среди них находились командующий фронтом Герой Советского Союза генерал-полковник М. П. Кирпонос, члены Военного совета фронта М. А. Бурмистенко и дивизионный комиссар Е. П. Рыков, начальник штаба фронта генерал-майор В. И. Тупиков, командующий ВВС фронта генерал-полковник Ф. А. Астахов, командующий 5-й армией генерал-майор М. И. Потапов, члены Военного совета армии дивизионный комиссар М. С. Никитин и бригадный комиссар Е. М. Кальченко, начальник штаба армии генерал-майор Д. С. Писаревский. "Положение наших штабов под Лохвицами было исключительно тяжелым, - вспоминает один из немногих оставшихся в живых участников шумейковского боя бывший порученец члена Военного совета Е. П. Рыкова, ныне подполковник запаса, киевлянин В. С. Жадовский.
– У штаба Юго-Западного фронта отсутствовала связь с армиями и главкомом. Более того, никакой связи не было и с группами генералов Баграмяна и Алексеева, которым было приказано обеспечить охрану фронтового и армейского управлений и их переправу через реку Сула в районе Сенча. Вместе с этими группами был и полк охраны тыла фронта полковника Рогатина. В составе полка было до тысячи бойцов. Они сумели пробить кольцо окружения, но, к сожалению, никакой помощи штабу фронта не оказали.
Штабная колонна, втянувшись в рощу Шумейково, в глубокий овраг, оказалась в ловушке. Противник был рядом. Почуяв важную добычу, он следовал по пятам. 20 сентября в полдень над рощей появилась "рама" - вражеский разведывательный самолет. Нам было ясно - боя не избежать. Командиры, штабные работники и красноармейцы, вооруженные пистолетами, винтовками и гранатами, заняли круговую оборону по кромке рощи. Здесь же расположилось несколько бронемашин, противотанковых орудий и счетверенных зенитных пулеметных установок.
Через полчаса противник сделал первый минометный налет по роще. Затем пошли танки, ринулись фашистские автоматчики. Началась кровавая схватка. Гитлеровцам удалось было ворваться в нашу оборону, но мы отбросили их обратно. Последовала вторая вражеская атака. Ее отражение стоило нам больших жертв. Погиб Писаревский. Тяжело контужен и ранен Потапов. Осколком снаряда перебило ногу Кирпоносу. На этот раз он вместе с другими членами Военного совета фронта возглавил контратакующих, идя в их рядах с винтовкой СВТ. Кирпоноса, Потапова и тело Писаревского вынесли на дно оврага и положили на тропу возле родника. А бой продолжался. Часов около семи вечера состоялось последнее совещание Военного совета фронта. Решался вопрос о прорыве кольца окружения. В это время противник предпринял очередной минометный налет и одна из мин разорвалась у родника в центре собравшихся. Многие были убиты. Смертельные раны в грудь и голову получил Кирпонос и через несколько минут скончался. К вечеру погиб секретарь ЦК КП(б)У М. А. Бурмистенко. Ночью во время попытки вырваться из окружения был убит В. И. Тупиков.
Редели наши ряды. Лишь в ночь на 23 сентября группе в составе шестидесяти человек удалось вырваться на север, к своим. В их числе были я и майор А. Н. Гненный. Мой друг погиб в сорок втором под Воронежем, командуя полком".
В. С. Жадовский рассказал и о том, что гитлеровцы через звукоусилители в ходе боя предлагали окруженным сложить оружие. Не раз были слышны выкрики: "Рус, сдавайся! Жив будешь, кушать будешь!" Лишь 24 сентября смолк этот кровопролитный
Один из этих очевидцев С. М. Черняк, которого на селе почитают как старейшего механизатора, и поныне проживает в Исковцах, где по почину здешнего колхоза имени А. А. Жданова трудящиеся Лохвицкого и других близлежащих районов ежегодно отмечают в памятном лесу День Победы.
Осенью 1941 года Черняку пришлось хоронить многих советских бойцов и командиров. "Когда над рощей Шумейково все смолкло и целый день стояла тишина, - рассказывает Семен Макарович, - туда с наступлением сумерек пробрались многие колхозники. Страшно было смотреть: вся опушка рощи была усеяна трупами командиров Красной Армии. Мертвые лежали лицом вперед, так и не выпустив из рук оружия". Рассказ Черняка продолжает завхоз колхоза Иван Петрович Плаксий: "Тогда я был подростком. Никогда еще не видел убитых и, как все мальчишки, боялся подходить к тому страшному лесу. Но желание найти боевые патроны побороло страх. В роще, стараясь не смотреть на убитых, мы искали патроны, но находили только стреляные гильзы, одни стреляные гильзы, и ни одного боевого патрона".
Позже выяснилось, что гитлеровцам удалось захватить лишь тех командиров и политработников, которые были тяжело раненными и находились без сознания. В числе их оказался и Е. П. Рыков. Истекающий кровью, он попал в плен и там скончался от ран. В руках фашистов оказался и тяжело раненный М. И. Потапов, который в конце войны был освобожден из фашистских застенков нашими войсками.
История тех дней хранит много других боевых эпизодов о выходе из окружения войск Юго-Западного фронта. В сентябре - октябре 1941 года вместе с их отрядами вышла значительная часть партийных и советских работников. Тысячи советских воинов, не сумевших пробиться через линию фронта, организовали в тылу врага партизанские отряды. Многие воины пали смертью храбрых в тяжелых боях или попали в фашистские лагеря.
...И вот прошло два года невиданных в истории, гигантских и кровопролитных сражений. Наступила осень сорок третьего - и снова наши войска на днепровском рубеже. Они сюда пришли, чтобы сторицей воздать фашистам за разграбленный Киев, за поруганную честь Украины, за гибель своих боевых товарищей. Они знали, что расплата за осень сорок первого близка, что святая клятва защитников Киева - вернуться сюда с победой будет выполнена.
Ночными переходами, в дождь и слякоть двигались мы от Букрина к Лютежу. Это был марш, равный выигранному бою. Несмотря на огромное напряжение, каждый из нас, участников того маневра, понимал, что его успешное осуществление - это залог победы на Правобережье. За ходом перегруппировки лично наблюдал командующий фронтом. Он появлялся там, где создавалась сложная ситуация, быстро ориентировался в обстановке и отдавал четкие распоряжения.
Кстати, замечу, что генерал Николай Федорович Ватутин был из тех наших военачальников, которые, сами пройдя многотрудный путь солдата, всегда чутко вслушивались в пульс солдатской жизни, знали ее, что называется, вдоль и поперек, умели влиять на людей безупречным личным примером смелости, мужества, глубокого проникновения в существо боевых дел. Генерал Н. Ф. Ватутин имел привычку часто бывать не только в дивизиях, но и в полках, запросто беседовать в солдатских окопах, в расчетах и экипажах, внимательно выслушивать советы командиров и бывалых бойцов.
Людей, знавших Н. Ф. Ватутина, поражали его исключительное спокойствие и выдержка в критические, крайне трудные моменты фронтового бытия. Казалось, он имел стальные нервы и был неуязвим под вражеским обстрелом. Рассказывали случай, когда в Новгороде в соседний со штабом дом попала большая бомба. Генерал в этот момент вел телефонный разговор. Ни один мускул не дрогнул на его лице, спокойным и ровным оставался его голос. Человек всецело был занят неотложным делом, поглощен им и ничем не выказал своего внутреннего волнения, чувства самосохранения.