Земля, вода и небо

Гелприн Майкл

– Он, он… – Молодая акульщица замялась. – Он один из тех, кто прилетал на Остров семь месяцев назад. Его зовут Сапсан.

– Что? – опешила Мать Барракуда. – Что ты сказала сейчас?

Девчонка потупилась и не ответила. Мать Барракуда ошеломленно смотрела на нее. Расы не скрещиваются, это она знала точно. На том стоит мир – не скрещиваются даже разные породы рыб, а уж о том, что можно скрестить подводных обитателей с поднебесными, нечего и говорить. Более того – отвращение, которое расы питают друг к другу, само соитие делает невозможным. Мать Барракуда вспомнила историю времен Береговой войны, когда несколько гарпунщиков решили было изнасиловать пленниц. У них ничего не вышло, над гарпунщиками немало

после этого потешались.

– Ты шутишь со мной? – строго спросила Мать Барракуда. – Знай, что твои шутки глупы.

– Нет! – девчонка вскинула взгляд. – Клянусь, у меня не было другого мужчины. Матушка, мне страшно подумать, что может произойти из моего чрева.

Мать Барракуда в задумчивости скрестила на груди руки. Если девчонка не врет и зачатие от поднебесника возможно, то… У Матери Барракуды закружилась голова, стоило ей осознать, насколько важно то, о чем она услышала. Было это, однако, невозможно, немыслимо, это противоречило не только преданиям подводного народа, но и самой природе вещей.

– Как это случилось? – бросила Мать Барракуда. – Каким образом этому уроду удалось соединиться с тобой?

– Он не урод, – выпалила в ответ акульщица. – Он, я… Мне кажется, мы с ним полюбили друг друга.

– Что-о-о?! – Мать Барракуда изумленно ахнула. – Ты, девочка, в своем ли уме?

* * *

Ласка приняла на щит пущенную с неба стрелу. Припав к холке, пустила коня в намет навстречу налетающей стае. Поднебесник с искаженным яростью лицом и клинком в отведенной за спину руке несся прямиком на нее. Ласка осадила коня на скаку, вздернула его на дыбы, наотмашь рубанула перед собой. Горец увернулся, взмыл в небо, но на его месте тотчас очутился другой и нанес удар. Завалился на круп зарубленный жеребец, Ласка вылетела из седла, покатилась по лугу. Вскочила на ноги, в десяти шагах слева могучий поднебесник с дерзким и хищным лицом рубился на мечах с Оцелотом. Отбил выпад, клинок вылетел у полусотника из ладони.

– Оцелот! – зашлась в отчаянном крике Ласка. – Оцелот!

Поднебесник взмахнул клинком, развалил Оцелота пополам и взмыл в небо. От горя Ласка на миг потеряла голову, бросилась за ним вслед. Опомнилась, метнулась к жеребцу Оцелота, хрипом заходясь от ярости, вскочила в седло. Мимо промчался конь, волоча за собой запутавшегося в стременах убитого седока.

– Вперед! – хриплым, сорванным голосом закричала Ласка. – Вперед!

Во главе трех десятков всадников и спешащей вслед за ними пехотной полусотни она погнала жеребца вверх по склону. Впереди стая группировалась в воздухе для новой атаки. Ласка плохо помнила, что было дальше. Храпели кони, умирали люди, кто-то истошно орал за спиной «Отбой!», но она, не обращая внимания, гнала и гнала коня.

* * *

Пущенное с двух десятков шагов копье перебило Сапсану крыло. Его закружило, меч выпал из ослабевшей руки. Тщетно пытаясь удержаться на уцелевшем крыле, Сапсан падал. Чудом выровнялся, поймал воздушный поток, превозмогая боль, потянул над стелющимся по горному склону лесу. На лету оглянулся: позади рубились с равнинниками остатки потерявшей вожака стаи.

Крыло надломилось, Сапсан рухнул вниз. Грянулся о верхушку разлапистой горной ели, ломая ветви, полетел к земле. Упал на нее плашмя лицом вниз, рыча от боли, перевернулся на бок. Дрожащими руками ощупал переломанные крылья, застонал от бессилия. Собрав волю, встал на колени, затем поднялся. Подобрал отлетевший в сторону при падении боевой лук и на нетвердых ногах заковылял по склону вниз, туда, где стихал уже шум сражения.

На всадника Сапсан напоролся, едва выбравшись на опушку. Конь еле переставлял ноги, всадник, отпустив поводья, мотался в седле. Сапсан вырвал из колчана отравленную стрелу, в этот момент

равнинник вздернул голову, и их взгляды встретились.

Женщина, понял Сапсан, углядев метнувшееся на ветру облако светлых волос. Мгновение он помедлил, затем ожесточенно пустил стрелу. Равнинница взмахнула руками, завалилась назад и рухнула с коня оземь.

Сапсан сплюнул, постоял, ухватившись за еловый ствол, затем побрел к упавшей. Он сам не знал зачем. Пройдет немного времени, и яд горной змеи сделает свое дело. Что-то, однако, было в этой равниннице, отличающее ее от дюжин других, которых Сапсан зарубил или застрелил из лука. Он не понимал, что именно, но было определенно.

Сапсан приблизился. Равнинница, раскинув руки, лежала на земле навзничь. Стрела, пробив тонкую металлическую рубаху, впилась в тело между грудей. Сапсан шагнул ближе, взглянул умирающей в лицо и оцепенел, забыв даже о боли в покореженных крыльях. Равнинница была похожа на ту, белокурую и голубоглазую с островной отмели. Да что там похожа – чуть ли не одно лицо, только та, что лежала сейчас без сознания перед ним, была на пять-шесть лет старше и без плавников.

Сапсан метнулся, с ходу пал перед равнинницей на колени, вырвал стрелу, через голову стащил металлическую рубаху и разодрал исподнее. Сглотнул: у них и форма груди была одинаковая. Яд уже начал действовать, вокруг раны растекалось синюшное пятно. Сапсан охнул, выдернул из-за пояса кинжал, накрест полоснул острием по ране. Припал к ней и стал отсасывать кровь.

* * *

– Так я и думала. – Мать Барракуда осмотрела произведенного на свет Сайдой мальчика. – Что ж… Завтра я отправлю в равнинные селения гонцов. Если война еще не закончилась, мы ее остановим.

Матери-предводительницы соседних племен согласно кивнули. Младенец умостился у Сайды в руках. У него были плавники за плечами, в том же месте, где у любого водника. Но вдобавок к ним из плеч у него росли крылья, пока еще совсем крохотные, неоперившиеся.

– Если среди поднебесного племени найдется еще несколько мужчин, подобных этому твоему Сапсану. – Мать Барракуда пристально глядела Сайде в глаза. – И если у нас найдется хотя бы несколько женщин, подобных тебе…

– Что тогда? – подалась вперед Сайда.

Мать Барракуда неожиданно подмигнула.

– У равнинников есть свои предания, – поведала она. – Отличающиеся от наших. Они гласят, что человеческая раса была когда-то едина и жила на равнинах. Но потом, после большой войны, уцелевшие люди изменились. У равнинников для этих изменений есть особое слово – мутация. Я слыхала его от пленных во времена Береговой войны. Часть мутантов стала жить под водой, как рыбы. Часть – в горных гнездовьях, подобно птицам. Не мутировавшие сохранили тот образ жизни, который был свойственен людям раньше. Появились три расы. С каждым днем они отдалялись друг от друга до тех пор, пока полностью не обособились. Но вместе с тем легенды равнинников говорят, что так будет продолжаться не вечно. Что настанет время, и расы соединятся вновь. В одну, более могущественную и умелую, чем каждая из трех по отдельности. Я полагаю, первый день этого времени уже настал.

– Что же теперь, Матушка? – растерянно спросила Сайда.

– Теперь? Надеюсь, войне мы положим конец. Когда твой сын немного подрастет, я отправлю с тобой вверх по реке двадцать акульщиц. Посмотрим, сумеешь ли ты вновь найти этого человека с птичьим именем.

* * *

Ласка подбросила сучьев в костер и взглянула в глаза сидящему на корточках Сапсану.

– Завтра я ухожу, – сказала она. – Никогда бы не поверила, что смогу несколько месяцев прожить бок о бок с врагом. Ты выходил меня, и я должна быть тебе благодарна. Но ты мой враг и убил отца моих дочерей, поэтому я не стану благодарить.