Земля ягуара
Шрифт:
День клонился к закату. Чтобы не ночевать в поле, испанцы двинулись дальше. Лошади заржали, почувствовав воду. Воины, почуявшие скорый привал, тоже приободрились и зашагали веселее.
Через некоторое время они вышли к большой деревне, обнесенной редким частоколом. Ромкины меченосцы, горячая кровь которых все никак не могла остыть, без приказа бросились вперед, разметали по бревнышку часть забора и ворвались внутрь. Ромка понял, что остановить людей не удастся, и побежал за ними, делая вид, что сам отдал такой приказ.
Через несколько минут он стоял на
Похоже, кто-то опрокинул тлеющую жаровню или с досады подпалил дом. Ветерок быстро раздул пламя, и оно пошло гулять от дома к дому, с ревом пожирая сухую древесину. Молясь и богохульствуя, конкистадоры бросились прочь.
Казалось, вокруг разверзся ад. Падали и катились по узким улицам горящие бревна, рушились пылающие тростниковые стены, накрывая бегущих огненным ковром. Тлеющая солома с крыш наполнила воздух горячим пеплом, обжигающим брови и ресницы. Маленькая головешка скользнула Ромке за воротник. Не в силах добраться до жалящего тело огненного овода, он задергал кирасу, пытаясь вытряхнуть его. Никак.
С трудом выскочив из-под рушащейся в облаке искр стены, к нему подлетел Мирослав, толкнул в спину. Ромка полетел вперед и больно ударился в утоптанную землю выставленными руками. Сзади затрещало что-то невидимое в дыму, потом рухнуло с долгим, мучительным грохотом. К густому темному дыму примешалась едкая известковая пыль. Ромка вскочил и побежал, уворачиваясь от языков ревущего пламени, жадно лижущих его панцирь. Выскочил за ворота и только тут смог наконец вдохнуть в опаленные легкие глоток чистого, живительного воздуха.
Прокопченные и злые испанские меченосцы стояли на утоптанной площадке перед покосившимися, съедаемыми огнем воротами. За их спиной догорала деревня, перед ними остановилась группа кавалеристов во главе с Кортесом. Он посмотрел на солдату укоризненно, ничего не сказав, тронул поводья и направил коня к небольшому ручью, весело журчащему в неглубокой балке.
Педро де Альварадо, проезжая мимо Ромки, наклонился с седла и ехидно прошипел:
— Молодец, дон Рамон, а мы-то хотели под крышей поспать.
Ромка сплюнул забившие горло гарь и копоть и повел своих солдат следом за удаляющейся колонной.
Отыскав свободное место на берегу, молодой человек зачерпнул шлемом воды и присел под деревом. С трудом расстегнув тугие ремешки, снял кирасу и попытался посмотреть, что стало со спиной. От плеча вниз уходила багровая полоса ожога, терялась вне пределов видимости, но, судя по боли и зуду, заканчивалась она где-то в районе крестца. Ожоги для него были не внове, потому Ромка даже зажмурился, когда представил себе, как все будет болеть и чесаться, когда он попытается вновь надеть на себя куртку и кирасу.
— На, помажь. — Как всегда незаметно подошел Мирослав и протянул Ромке склянку с маслянисто поблескивающим жиром. — Полегчает.
— Что, сало? Медвежье? — спросил Ромка, принимая склянку из рук воина.
— Почти. Из мертвого индейца вытопили.
Ромкина рука замерла в воздухе. Он поперхнулся, но,
— Ну, чем еще людоедским попотчуешь? — озлился Ромка.
— Мяса могу принести.
— Того же индейца?
— Нет, собаки на пепелище вернулись. Ребята наловили.
— Да тьфу на вас, — поморщился Ромка. Собак он всегда любил больше, чем людей.
— Ну и ложись спать голодный, — усмехнулся Мирослав и пошел к костру, над которым аппетитно дымилось жаркое.
«Будьте вы прокляты все, — подумал Ромка, устраивая обожженную спину так, чтоб ее не касалась одежда, и накрываясь плащом. — Домой хочу, в Москву».
Утром он проснулся с больной головой. Спину щипало. Во рту, несмотря на четверть [30] выпитой с вечера воды, остался привкус гари. С трудом разогнув затекшие ноги, он напялил на голову шлем, подхватил кирасу и побрел к построению. Многие, так же, как он, не стали надевать на себя полный доспех, дабы не тревожить ран.
30
Четвёртая часть ведра = 3 литра.
Испанцы двинулись дальше. Вспаханные поля закончились, местность стала подниматься вверх. На горизонте замаячили горные отроги.
Кортес остановил колонну, прильнул к подзорной трубе, что-то долго разглядывал, переговариваясь с Альварадо, потом подозвал остальных капитанов:
— Господа, впереди нас ждет проход, около которого сосредоточена армия численностью около пяти тысяч человек. Атаковать в лоб невозможно, потери будут велики, обойти нельзя. Что будем делать?
— Фермопилы, будь они неладны! — сплюнул в пыль Альварадо.
— Орудия надо выдвинуть и расстрелять с дистанции, — предложил Меса.
— Нельзя. Много их. Если в атаку пойдут, то смогут добежать до того, как мы их выкосим, и плакали наши орудия, — ответил Альварадо.
— А если стрелков моих вон за кустами спрятать? — Де Ордас показал на заросли. — Мы обеспечим фланговый огонь, а дон Рамон с меченосцами расположится по фронту, чтоб прикрыть либо нас, либо Месу.
— Лучше, если туда кавалеристы встанут, — ответил Альварадо. — А дон Рамон останется при пушках.
— Все равно можем не успеть, — проговорил Кортес. — Даже если орудия сохраним, могут погибнуть артиллеристы.
— А если постромки к ним приделать? — подал голос Ромка.
— Это как?! — оглянулись на него все.
— Привяжем веревки к лафетам и запряжем индейцев. Если что, дадим команду. Они пушки оттащат, а мы прикроем.
— А ведь верно, — хлопнул его по плечу Альварадо. — Подвижную батарею организовать. Зарядил, пальнул, оттащил, снова зарядил и пальнул.
— Так и наступать можно. Только веревки надо к передкам привязать и объяснить индейцам, когда пригнуться, — добавил Ромка. — А мечников впереди, клином. И с одного фланга стрелков, а на другой — конников.