Земля Забытых Имен
Шрифт:
Так что — перетерпи, как необходимую боль при лечении, и иди дальше своей дорогой.
Это был голос разума. А сердцу Нехлад приказал замолчать. Благо уроки Древлеведа не пропали даром…
— Уйдем отсюда, — сказал он, подавляя желание протянуть руку Незабудке.
Однако она сама взяла его за руку. А Буевит — что за диво! — не только смолчал, даже не шевельнулся. Правда, взгляд его Яромир всей спиной ощущал, пока они поднимались наверх.
— Какое грустное место, — произнесла девушка.
— Просто могильник. Таков
Ему было спокойнее, пока она смотрела по сторонам, и в то же время он отчего-то досадовал, что не видит ее глаз.
— Наверное, и нас когда-то забудут. Кто-то найдет наши могилы — и не будет знать, какие имена мы носили, каких богов просили о хлебе…
Как странно спокоен и тих ее голос! Как странно, что может она рассуждать о постороннем после суток в плену, бешеной скачки по Согре, ночного боя и страха смерти…
Догадка огнем обожгла сердце: да ведь она для него это все говорит! Спокойствие? Страх, дрожь, радость, грусть — все в душе ее, да только и его, Нехлада, душу она видит насквозь. Понимает его смятение — и ради него говорит об отвлеченном.
Да еще каким-то чудом угадав то, о чем сам он немало размышлял в последнее время.
Ему приходило в голову, что и Нарог может когда-то погибнуть, но воображение было бессильно представить, как такое возможно. И как может забыться имя славиров? Ведь есть же другие народы — и те, кто придет следом, смогут узнать от них.
«Вот только не нужны им будут наши имена», — всплыла вдруг жутковатая в своей холодности мысль.
— Еще одна Земля Забытых Имен, — сказал Яромир. — Как Ашет…
Незабудка вскинула взор на него, и Нехлада окатило синей волной печали и тревоги.
— Как жаль, — сказала она, — как жаль, что я так и не сумела тебя исцелить…
— Что ты говоришь? Ты вернула меня к жизни!
— К жизни ли? Нехлад, ты отравлен Ашетом! Я чувствую в тебе колдовскую силу — она губительна. Жизнь тебя спасет, жизнь, а ее-то я тебе и не дала! Ах, если б я могла… Нет, нет! — воскликнула она, закрыв лицо руками. — Ничего нельзя… ничего у нас не может сбыться.
Сердце Нехлада ухнуло, как кузнечный молот. Как ни тихо прозвучали последние слова — он не ослышался…
— Молчи, — попросила она. — Прошу тебя, молчи. Мне не нужно было это говорить. Просто… так больно видеть, как ты идешь навстречу гибели. Не так должен жить человек…
— Незабудка… — тихо сказал он. — Человек не может жить, не выполнив долга.
— Но кто возложил его на тебя?
Нехлад вспомнил лицо десятника Волочи, который, скуля от ужаса, рассказывал о гибели Владимира Булата. Вспомнил лицо Весьерода и лицо царевны в башне. Он мог бы назвать и тех, кто погиб в возглавляемом им походе. Но ответил иначе:
— Я сам.
Это тоже было правдой.
— Надеюсь, твой путь приведет тебя к душевному покою, — сказала Незабудка. — Я буду молиться за тебя.
Они поднялись наверх, из стылого
Незабудку уже искали. Несколько дней назад, готовясь выступить из Новосельца с дружиной, но не имея еще точных сведений о передвижениях мадуфитов, Ярополк отправил на Новоторную полусотню бойцов, чтобы встретили дочь. Отряд наткнулся на разоренный пост за час до того, как Незабудка и ее спасители вышли из леса.
Нехлад намеревался отправиться в путь немедленно, но Древлевед возразил:
— Нет, мы поедем вместе со стабучанами. Это будет для тебя испытание — нелегкое, но необходимое. Хочу, чтобы ты научился всегда оставаться хладнокровным. Ты уже немало узнал от меня, но ты по-прежнему — человек, раздираемый страстями. Любишь эту девушку, в глубине души ненавидишь ее сородичей, не понимаешь и потому опасаешься Буевита. Не отстраняешь чувства, а прячешь их и не желаешь признать, как бесполезно это занятие. Спрятанные чувства становятся только дороже. Удар по ним губительней стократ.
— Но, Древлевед… я много думал и, кажется, понял, что произошло там, на руинах. Ты ведь знаешь: бывает, предельное напряжение дает человеку небывалые силы! В Олешьеве был случай: землепашец поборол медведя-шатуна, который угрожал его ребенку. А еще было: женщина вбежала в объятый пламенем дом, чтобы вынести младенца, но дверь завалило, и тогда она руками проломила стену…
— Ну да, да, я слышал о многих подобных случаях. Говори прямо, что хочешь сказать.
— Точно так же и на руинах синтанского города страх за близких позволил мне соприкоснуться с навью, и я смог…
Маг хлопнул себя по колену и в раздражении воскликнул:
— Вот! Этого я и опасался! Вечное заблуждение, в которое так легко впасть — ведь в нем каждое слово правда. Да только не вся! В свое время мы поговорим об этом подробнее, а пока ответь мне, Нехлад: кто соприкоснулся с навью — ты или твои близкие?
— Я, но…
— Без всяких «но». Это ты — твоя сила, твоя власть над тканью мироздания. И подчиняться она должна тебе, и только тебе, а не другим людям, сколь угодно близким. Твоим желаниям, а не внешним условиям! Жалок и уязвим тот маг, который нуждается в чем-то внешнем, чтобы прибегнуть к мощи чар.
— Но есть, значит, и такие маги? Древлевед усмехнулся:
— Скажу по секрету — нынче только такие и бывают. Слабые и ничтожные, потерявшие собственное «я». Таким, как они, нечего делать в Ашете, Иллиат они на один зуб. Уж ты-то знаешь, как она умеет выбить почву из-под ног, отняв то, что человек считает частью себя. Учись, Нехлад, — вздохнул он, — учись всегда помнить, что в тебе наносное, а что сущностное, что привнесено, а что является твоим единственным и неделимым «я».
…В путь вышли через час. Тинар, вопреки обыкновению, сильно отстал, ехал в самом конце. Торопча на вопрос о нем ответил: