Земля зеленая
Шрифт:
Мартынь Ансон сделал еще глоток, но скривился несколько меньше. Жуя колбасу, он искал в кармане табак.
— Нужны две хорошие полуторадюймовые доски длиной в шесть футов. А Древинь требует четыре: «Вдруг одну испорчу, говорит, не бросать же работу и за тобой бегать». Если ты мастер, как же ты можешь испортить? Мошенничает, вот и все!
— Эти колонисты все воры. — Ванаг втянул добрый глоток пива. — Я с ними не знаюсь. Я говорю: такой колонист Мартыню Ансону и воды поднести недостоин.
Тележный мастер покрутил ус.
— В следующее воскресенье зайду,
— Не начни только опять тянуть горькую. Ты ведь знаешь, как с тобой бывает: начнешь «плоты сплавлять», так на целую неделю.
Гордость Мартыня Ансона не позволяла ему расслышать подобное предостережение, все же клочок под губой слегка дрогнул. Он вытащил самодельную липовую коробочку, в которой лежал необычайно мелко нарезанный табак. Самодельным был и длинный тростниковый мундштук с затычкой на конце. Оторвав клочок бумаги из-под мыла, мастер стал скручивать папироску. Это была тонкая и сложная работа, даже Ванаг прервал разговор о разных мелочах, касающихся телеги, и с интересом следил за ним.
Когда Земит, выходя из корчмы, рывком толкнул скрипящую дверь, по дороге мимо проходила жена лавочника Миезиса, дочь железнодорожного сторожа Кугениека, тучная женщина с темным мужским лицом, с толстыми губами и черными волосами, скрученными хохолком на голове. В своем светло-голубом платье и полусапожках она выглядела одетой по-господски.
Прейман схватился за козырек фуражки и потянул вниз, — по дивайскому обычаю это означало то же, что приподнять шляпу, — и поспешно объявил:
— Мы с господином Бривинем приехали, он занес Рауде покупки и сейчас выйдет.
Ласково улыбнувшись, женщина кивнула головой.
— Когда-нибудь да выйдет. А ты посиди, куда тебе торопиться!
— Что он там делает, почему не выходит? — сердито спросил Прейман у подошедшего Земита.
Но тот не ответил. Сам был зол, что его выгнали присмотреть за лошадью этого балаболки Вилиня, в то время как Ванаг там, должно быть, заказал новый штоф пива. Он пролез под коновязь и подошел к гнедому, который тоже клевал носом, как и его хозяин, с той лишь разницей, что не трещал языком и глаза у него были большие и ясные.
Узду лошадь, конечно, успела сбросить и запуталась в вожжах.
— Стой ты, падаль! — Земит дал пинка в искривленное ревматизмом колено лошади.
Удар лаптем, конечно, не был особенно чувствительным, все же гнедой из предосторожности подобрал ногу, а голову вздернул так высоко, что Земит только на цыпочках смог через уши надеть на него узду. Посылая проклятия, он подбил прямее дугу, поднял мокрую полость и накинул ее на сиденье. Увидев на телеге кнут, так стегнул коня, что тот подскочил и чуть не выломал подгнивший столб коновязи.
Прейман был очень доволен тем, что не один очутился в глупом положении за дверью корчмы.
— Вот это правильно! — радовался он. — Владельцы кутят в корчме, а испольщики стерегут лошадей. — Но, заметив, что Земит, испольщик усадьбы Красты,
— Кто там? Никого нет. Только этот пьянчуга Мартынь Ансон.
— А! «Мне думается». Что же это он — опять разошелся?
— Чистая беда и горе, если с таким свяжешься! С пасхи мне телегу делает, а еще и досок не обстругал. Третий раз прихожу: «Будет готова! Будет!» — одна песня. Когда же это «будет»? Ведь скоро пора навоз вывозить. А к корчме его словно приворожили. — Земит вытянул шею и с сердцем передразнил: — «Идем со мной, мне нужно к Миезису сходить за сахаром. А поработать и завтра успеем…» Тебе, несчастному стругальщику, хорошо и завтра, а мне нужно сегодня. Жена картошку в борозды набросала, до вечера смог бы запахать. Ночью либо утром дождь пойдет.
— Наверняка пойдет.
— А тут в посев, в будний день, сиди в корчме! С таким лодырем и сам бездельником станешь. За штоф пива — десять копеек. В прошлый четверг тоже штоф, в позапрошлое воскресенье мерка за пять… А весной откуда мне денег доставать?
— Сам ты дурень. Мартынь Ансон меньше чем полгода никогда никому ничего не делал.
— А кому же заказать? Древиню со Стекольного завода? Он только у землевладельцев берет. Да и нет у меня целого воза досок, чтобы ему отвезти. — Земит увидел на телеге покупки Бривиня и на минуту забыл о своей беде. — Посмотри, сколько накупил, какой сверток! Постолы, должно быть, для Мартыня Упита, своего любимца.
— Старший батрак из кожи вон лезет, сам чуть свет на работе и другим покоя не дает… Но ты посмотри, что у него в том куле?
Земит пощупал.
— Как будто крупа, но не крупа, как будто мука, но не мука.
— Ну конечно не мука. Я думаю, думаю — не могу додуматься.
— Что тебе думать, спроси Бривиня.
— Спроси… Уж спрошено, не отвечает.
Земит спохватился, что в корчме у него дело, и бросился в двери. Шорник вдогонку крикнул:
— Ты ему скажи, пусть выходит. Долго ли я дураком сидеть буду?
— Скажи… — проворчал испольщик. — Сам скажи. Тебе что не сидеть, а мне картошку запахивать надо…
В корчме над маленьким столом плавало огромное облако дыма. Мартынь Ансон, только что выпив, морщился, закуски больше не было. Пощелкал пальцем по мерке — пустая. Ванаг встал на ноги и погладил бороду.
— Значит, решено, в следующее воскресенье.
Земит вытянул шею, заглянул в штоф — на дне оставалось немного, — быстро присел на еще теплую табуретку.
Вилинь клевал носом все ниже.
Ванаг встряхнул его за плечи.
— Езжай домой, скоро вечер.
Он тряс сердито, как человек, который обязан оберегать честь хозяйского сословия. Дремавший приподнял голову, по не открыл глаз. Даже палец не в силах был поднять — только неясно промямлил:
— Цст! Тпру! Бокстобой!
— Ты его не бросай! — наказал Земиту Бривинь. — Вам ведь по дороге; положи на телегу и отвези домой. До самых Вилиней, — во двор завези, чтоб кто-нибудь принял. Обратно две версты дойдешь пешком.