Земля зеленая
Шрифт:
Пастушонок Андр целыми днями жег на паровом поле сложенные Галынем кучи хвороста, золу он ловко и умело разбрасывал по всему полю, и скот в дыму спасался от мух и оводов. Заволоклись дымом все поля Бривиней, огромное и ленивое выползало солнце из розоватого тумана, ничуть не остынув за ночь.
А в четверг вечером солнце село за чуть заметную черную полоску. Дуновения ветра все эти дни никто не ощущал, но возможно, что сегодня немного тянуло с запада. Перед сном все в Бривинях по очереди выходили на двор, чтобы посмотреть на закат. На лицах написано сомнение, некоторые даже покачивали головой, втайне чуть-чуть надеясь на дождь, — может быть, может быть, будет. Выразить сомнение требовала известная хитрость: ведь иногда дождь, словно наперекор людям, внезапно налетал и ливнем обрушивался на землю.
На этот раз уловка не
— Не соберем ни одного зерна, — глухим голосом сказал хозяин Бривиней. — Зря мы сорок пур овса высыпали в землю. Как посмотришь — плакать хочется.
Плакать, конечно, он не плакал, но это было сказано для того, чтобы тот, наверху, понял, какое разорение он приносит. Ответ Мартыня прозвучал так же глухо. В ивах у Диван закричала иволга. Бривинь погрозил ей кулаком:
— Вопит, вопит, сволочь такая, ничего не навопит!
Но в субботу в полдень вдруг прогремел первый раскат грома. Даже Браман, лежа в тени под кленом, приподнял из травы голову и прислушался. Внизу еще ничего не чувствовалось, но листва деревьев уже ожила, вяз выразительно шелестел листьями, клены сонно кивали верхушками. А уже через час, когда погнали скот, ветром сорвало у Андра плетеную соломенную шляпу и швырнуло через изгородь в капусту. Из-за Лапсенов надвигалась черная грозовая туча, засверкала молния и загрохотал гром. Вместе с первыми крупными каплями дождя застучал град, к счастью редкий и непродолжительный. Прошел град, стих ветер, дождь полил как из ведра. Сплошными белыми потоками струилась с крыш вода, по дорожкам неслись целые реки. Анна Смалкайс собралась бежать за скотом, по хозяйка решила, что дождь хорошо промоет коровам шерсть, а Андр как-нибудь укроется в своем шалаше.
Слегка затихло, но все же сильный дождь шел до самого вечера. Хозяин Бривиней в одной рубашке вышел на середину двора и неторопливо поворачивался, посматривал на небо, всем своим видом показывая, что такого дождя еще мало, надо бы больше, значительно больше. Лизбете только выглянула в окно, но не позвала его обратно в комнату. На поверхности луж показались пузыри, что сулило продолжительное ненастье. Большой Андр, стоя на возу с травой и крутя над головой вожжами, въехал во двор, колеса даже на гладкой мураве разбрасывали белые струи воды. Маленький Андр пригнал скот и выглядел так, словно его только что вытащили из воды, но покрикивал самоуверенно, точно это он своей выдержкой заставил дождь лить так долго и упорно.
Впервые после этих жарких дней Лач бегал вместе с детьми Осиене, которые с криком шлепали по лужам. Мать спокойно прошла мимо, будто не следовало выбранить их и погнать в дом. Высоко подоткнув юбки, в хлев бежали с подойниками батрачки; даже удивительно, с каких это пор Либа так подружилась с Лиеной Берзинь, что шутя толкнула ее в большую лужу у колодца. Браман, собираясь в ночное и надев полушубок и шапку с наушниками, поил у корыта лошадей и слушал рассказ Мартыня Упита о том, как, будучи еще мальчиком, тот в дождливую ночь заснул у костра, а проснулся наполовину в воде.
С наступлением темноты дождь стих, поднялся довольно сильный ветер, но небо оставалось по-прежнему облачным. Пока собирались ко сну, снова забарабанил по крыше, и всю ночь слышался шум дождя.
Когда наутро Мартынь, еще в предрассветной мгле, спускался по лестнице с чердака, хозяин уже стоял на середине двора и, заметив старшего батрака, прошлепал обратно в дом. «Не спится, — усмехнулся Мартынь, — до света вылез поглядеть, какие чудеса натворил дождь».
Казалось, прошло не меньше получаса, как ливень прекратился, но с крыш продолжали падать тяжелые капли. Заспанная ласточка только что вылетела из слухового окошечка чердака и, защебетав, описала круг
Старший батрак весело тряхнул головой: ему казалось, что всю неделю он не сомневался, а достоверно знал и говорил, что в воскресенье утром все вокруг будет точно таким, каким выглядело сейчас.
С юга ветер гнал низкие облака за стекольный завод и за выступ Айзлакстского леса, который острым углом вдавался в Дивайскую волость до самых Межамиетанов. Рассыпавшиеся над ритерской мельницей облака начали розоветь и, как бы тая, становились все тоньше — непременно прояснится, и день будет солнечный и теплый. Мартынь не мог удержаться: надо пойти посмотреть поближе, как выглядят овсы. Над мокрым молодым лесом поднималась дымка тумана, вода в лужах была совсем теплой. Южный ветер мягко овевал шею и открытую грудь. Старший батрак шагал улыбаясь, как будто шел подсчитать, сколько мешков овса он соберет себе с этого поля.
В это утро в Бривинях все встали на полчаса раньше, чем обычно по воскресеньям. Осиене едва успела сбросить в хлев вязанку свежей травы и вбежать в комнату, как хозяйка уже торопила Мартыня Упита, чтобы шел скорее, — Анна сейчас начнет читать молитву. Стол для дворни был покрыт чистой скатертью, кувшин с огромным букетом калужницы стоял посередине. Каждый сидел на своем обычном месте, только Анна Смалкайс, в качестве запевалы, сидела сегодня в конце стола, напротив хозяина. Ванаг надел льняную рубаху, обшитую на воротнике и обшлагах красными узорчатыми ленточками; волосы зачесаны гладко, небольшая белая плешь торжественно сияет на затылке. Особенной набожностью хозяин Бривиней не отличался, но отменить старый обычай тоже по хотел: после такого чудесного дождя пропеть несколько псалмов не мешало.
Лизбете запевать не умела, поэтому хором руководила Анна. Голос у нее как орган, любую проповедь могла прочесть не запинаясь, «Отче наш» произносила так громко, что остальным оставалось только шевелить вслед за нею губами.
Мартыню Упиту хотелось изобразить на лице благочестие и смирение, но, не зная, как это лучше передать, он стянул рот, словно собирался пустить слезу. Маленький Андр кусал губы и не поднимал глаз, чтобы остальные не разглядели в них искорок смеха. Лаура сидела неподвижно, поджав губы; на ней белая муслиновая кофточка и белый, обшитый кружевами, маленький передник. Узкие черные глаза с презрением оглядывали Лиену — у той косы уложены вокруг головы, чтобы хоть в эту торжественную минуту не спадали на плечи.
Вся семья Осиса расположилась на лежанке. В общей комнате сам Осис всегда выглядел растерянным, как бы виноватым, и сейчас смущенно проводил ребром ладони по своим линялым усам. Осиене все время беспокойно поглядывала на детей, привыкших к громким крикам и сильнодействующим приемам воспитания. Но детей трудно было удержать в повиновении только сердитым выражением лица или гневным взглядом. Кудель Талиных волос приглажена на скорую руку, рот разинут, широкие глаза точно прикованы к губам Анны, которая вот-вот начнет петь, — польются такие звуки, что заслушаешься. Никак не вдолбишь этому зверенышу, что молитва — это не пение, и нужно сидеть смиренно, слушать с благоговением и дрожью в сердце. Пичук, как котенок, свернулся на коленях у матери, и ей не видно, не заснул ли он снова. Чтобы этого не случилось, она, как бы расправляя юбку, сильно потянула ее вниз, встряхнув мальчика. Рано разбуженная Катыня с трудом удерживала слипающиеся глазки и могла каждую минуту свалиться с лежанки. Осиене все время толкала ее под бок локтем. Мать была недовольна тем, что приходится сердиться на детей и нельзя всецело предаться торжественности воскресного утра и предстоящей молитве.