Земля Жар-птицы. Краса былой России
Шрифт:
К тяжелой золотой имперской державе по приказанию Екатерины добавили бриллиантовые пояски и великолепный сапфир в 200 карат. В золотой скипетр она впоследствии поместила алмаз Орлов весом 193 карата, четвертый по величине алмаз в мире. Легенда об этом голубовато-белом камне с огранкой розой повествует, что он служил когда-то глазом индийского божества и был украден французским солдатом. Затем алмаз, пройдя через различные сомнительные руки, оказался в Амстердамском банке. Там его увидел фаворит Екатерины Григорий Орлов и купил за 460 000 рублей. Широким жестом он преподнес бриллиант Екатерине, когда она решила положить конец их десятилетней любовной связи. Нельзя сказать, что Григорий покинул Императрицу с пустыми руками. Екатерина подарила Орлову специально заказанный севрский сервиз стоимостью 250 000 рублей, поместье с 6 000 душ и назначила ему пожизненное содержание в 150 000 рублей в год.
Образ жизни Екатерины
Екатерина стремилась к тому, чтобы ею восхищались и любили ее. Она использовала ум как одно из средств завоевания всеобщего поклонения; деньги — как второе. Екатерина была расточительна даже в большей мере, чем Елизавета. Она сорила деньгами в масштабах, до того невиданных в России, а это говорит о многом, так как безрассудная трата денег всегда была и до сих пор остается характерной чертой русских. Она тратила миллионы не только на строительство дворцов и загородных резиденций, но также и на покупку художественных коллекций, драгоценностей и дорогих нарядов для себя. Она знала, что деньги — мощное оружие, позволяющее завоевывать сердца людей. В тех случаях, когда ей не удавалось добиться любви своими добродетелями, Екатерина просто покупала ее. Она щедро раздавала поместья и подарки своим придворным и фаворитам и однажды подарила Орлову расшитый золотом мундир, стоимость которого, по слухам, была баснословной и приближалась к миллиону рублей. Богатейшая Россия, торговавшая зерном, крупным рогатым скотом, древесиной, кожей и мехами, предоставляла ей для этого средства.
Как правительница Екатерина тонко чувствовала обстановку в стране, настроение подданных и старалась ему следовать, а не насаждать собственные идеи. Мнение людей «влиятельных» всегда было для нее важным. Один весьма язвительный современник писал об Императрице: «Чтобы понравиться ей, нужно было приехать издалека, а для того, чтобы она признала за вами право высказывать свои мысли, нужно было иметь громкое имя; и в особенности, чтобы получить вознаграждение. Родись гений рядом с ней, она его даже и не заметила бы…» Больше всего она ценила мнение Европы, и особенно Франции. В Европе восемнадцатого века получили широкое распространение идеи французских философов. Еще со времен Елизаветы в России стали весьма популярными сочинения Вольтера. В одном Петербурге в 1756 году было продано три тысячи экземпляров труда Вольтера по философии. Французов принимали при российском дворе значительно теплее, чем немцев. В годы правления Екатерины французский язык стал официальным при русском дворе. Возможно, это было связано с теплыми воспоминаниями Императрицы о мадемуазель Кардель. Но княгиня Дашкова, близкая подруга Екатерины, предложила другое, более проницательное толкование такого странного явления: Екатерина не знала ни греческого, ни латинского языков и если говорила на французском, то лишь потому, что хотела, чтобы в России забыли о ее немецком происхождении. При Екатерине владение французским языком и знание культуры этой страны стали признаками принадлежности к высшему свету, и аристократы использовали это преимущество, чтобы создать свою касту и отгородиться ото всех прочих жителей России.
Вполне на современный лад, Екатерина II считала популяризацию собственной персоны одним из основных рычагов управления страной, и она проявила незаурядный талант в умении показать всему миру достоинства российской императрицы и результаты ее деятельности. Прежде всего Екатерина распорядилась, чтобы ее речи переводились на иностранные языки и распространялись за границей, но вскоре она поняла, что будет еще лучше, если другие голоса разнесут ее славу по миру. Она приобрела таких глашатаев, вступив в регулярную переписку с самыми великими и влиятельными людьми своего времени. Императрица написала сотни писем Дидро, Вольтеру, Даламберу, принцу де Линю, прусскому королю Фридриху Великому и австрийскому императору Иосифу II. (По инициативе Екатерины, которая пыталась в течение многих лет составить универсальный словарь всех языков мира, генерал Лафайет обратился с просьбой к генералу Вашингтону подобрать несколько слов племени Чиппева и других индейских племен.) Основной корреспондент российской Императрицы — человек, которого можно было бы назвать агентом по печати восемнадцатого века, Фридрих Мельхиор Гримм, немец по национальности, проживавший в Париже. Гримм издавал газету под названием «Литературная, философская и критическая корреспонденция», которую за довольно значительную плату получали привилегированные и влиятельные подписчики. Екатерина была
Не многие из этих джентльменов на самом деле были лично знакомы со своей корреспонденткой. Дидро приезжал однажды в Россию, но визит его успехом не увенчался. Он сидел рядом с Екатериной и, называя ее «моя добрая фея», обсуждал с ней революционные идеи, которые были ей абсолютно чужды. Когда Вольтер, мучимый ревностью, также захотел совершить путешествие в Россию, Екатерина заметила, что ему не стоит приезжать: «Cateau [22] лучше видеть издали».»
22
Cateau — Екатерина II.
На подмостках Европы, а также и Америки, восемнадцатый век разыгрывал спектакль, в котором соседствовали потрясающая роскошь и жалкая нищета. Это было время поразительных контрастов между идеями свободы и реальной жизнью. Людей жестоко преследовали в Европе за религиозные убеждения, кровавые казни были публичным зрелищем на площадях Лондона и Парижа. Самые несметные богатства одних сосуществовали со страшной бедностью других. В Англии герцог Бедфордский содержал в Вубернском аббатстве четыреста слуг. Шесть крепких мужчин на службе у французского короля не имели других обязанностей, кроме как наливать по утрам какао в чашку и помешивать его. На огромной, в семьдесят тысяч акров плантации Мидлтонов в Южной Каролине, принадлежавшей Генри Мидлтону, одному из тех, кто впоследствии подписал Декларацию о независимости, десятками лет работали сотни рабов, чтобы вырастить аллеи из тысяч камелий. Английские парламентарии старались не замечать, что Англия активно ведет торговлю рабами. Идеи рабства и крепостничества даже среди умных и просвещенных людей рассматривались как допустимые с точки зрения права и казались естественным положением дел. Томас Джефферсон также никогда серьезно не задавался вопросом о допустимости рабства. В восемнадцатом веке Россия была страной подобных парадоксов. Крепостное право, возникшее в семнадцатом столетии, на первых порах должно было лишь удерживать крестьян от передвижения по стране. Постепенно оно переродилось в жесточайшую крепостную зависимость. Крепостной, в принципе, не был рабом. Помещик не владел им лично, его собственностью была только земля, на которой работал крестьянин. Ко второй половине восемнадцатого века это различие полностью исчезло.
Во времена Екатерины русские дворяне содержали целые армии слуг. Самые богатые имели в штате от 300 до 800 человек; число домашних слуг от 100 до 150 воспринималось как очень скромное. Знать проводила большую часть своего времени в поместьях, находившихся друг от друга на значительном расстоянии и похожих на небольшие городки в сельской местности. Богатый аристократ держал собственных крепостных: портных, сапожников, седельников, плотников, конюхов, молочниц и лекарей, не говоря уж о посудомойках, прачках, лакеях, дворецких, резчиках, горничных, подающих кофе, и мальчиках на побегушках. Считалось вполне нормальным, вдобавок ко всем перечисленным, иметь целые оркестры из крепостных, своих актеров и актрис, поэтов, архитекторов и художников.
Когда дворяне переезжали из одного поместья в другое или из города в деревню, они брали с собой свои театры и оркестры. У одного состоятельного помещика, остановившегося в пути на ночлег, оказалось двадцать больших экипажей с сопровождавшими его музыкантами и актерами. Аристократы, с традиционной для русских щедростью и гостеприимством, старались не уступать в расточительстве самой Екатерине.
В начале своего правления Екатерина много говорила и писала о «свободе» и пробудила в дворянском сословии идею предоставления воли крестьянам. В последние годы восемнадцатого века в России, как и по всей Европе, все громче стали звучать призывы к упразднению подневольного труда. Некоторые представители просвещенной знати начали освобождать своих крепостных.
Но Екатерина не желала об этом и слышать. С возрастом она становилась все более консервативной. Она называла Вашингтона «бунтовщиком», наложила цензуру на сочинения Вольтера и даже, доходя до абсурда, критиковала некоторые идеи, высказанные прежде ею самой.
Достижения времени правления Екатерины Великой в области искусства опирались в гораздо большей степени, чем ей хотелось в этом признаться, на начинания Императрицы Елизаветы. Еще супруга Петра I, скромная Екатерина, в 1727 году возвела рисовальную школу основанную Петром, в ранг гравировальной палаты Академии наук, а граф Иван Шувалов, фаворит Елизаветы, в последние годы правления своей покровительницы создал первую в России Академию художеств.