Земля
Шрифт:
— Верно! Коль в деревне дела пойдут на лад, так и государству будет польза! А ежели каждый будет стараться урвать себе кусок побольше, мы никогда с места не сдвинемся!..
— Живем, как в темном лесу… Оттого и одолевает нас жадность, — усмехнулся Пак Чем Ди. Квон Чир Бок утвердительно закивал головой:
— Темные мы… Возьмите нашу деревню… В ней сто шестьдесят хозяйств! А много ли крестьян в начальной школе училось? Раз, два и обчелся!..
— Настали иные времена, товарищи! — торжественно заговорил Кан Гюн. — Теперь для всех открыт широкий путь к зажиточной, культурной, счастливой жизни! Вот и у вас, кажется, организована школа для
— Есть, есть. И у нас теперь темноте приходит конец!
— По всей стране закладываются основы великих демократических преобразований! Мы засеваем добрым семенем духовную ниву, смело поднимаем новые земли…
— Что правильно, то правильно! Мы теперь куда сильнее стали. Самое трудное для нас соорудить плотину. Но и с ней мы справимся, ежели за это возьмутся такие силачи, как Куак-сан [44] , — попытался сострить Тю Тхэ Вон по адресу бывшего батрака.
— Я знаю, товарищ Куак — человек большой силы! Только зря вы, товарищ, употребляете это японское «сан». Разве в корейском языке не найдется подходящего слова?
44
Сан — по-японски «господин».
Тю Тхэ Вон покраснел до корней волос.
— Как же нам говорить? Мы привыкли при японцах к этому «сану»… Каким же другим словом заменить его?
— Человека постарше можно называть «сонсэн», сверстника — «хён», а младшего — «гун» [45] . Да что вы, друзья, родной язык забыли?
— Верно, «сан» — это чужое слово!
— Вот я и говорю… Куак-сан… виноват, Куак-хён — ой-ой-ей, какой силач! Он, как соломинку, может поднять каменный утес! Недаром у него и имя такое — Ба Ви [46] .
45
Сонсэн — обращение к старшему и уважаемому человеку, дословно — «учитель»; хён дословно — «брат»; гун — частица, прибавляемая обычно к фамилии.
46
Ба Ви дословно — «утес».
— Что вы пустое болтаете! — застенчиво отмахнулся Куак Ба Ви. — Какой я силач?!
— А что — не так разве? Никто и не знает, сколько в нем силы таится. Разве при японцах он мог ее показать?
— Тогда ему силу скрывать приходилось! Прознали бы про нее японцы — загнали бы на смерть… А сейчас незачем скрывать Куак Ба Ви свою силу.
— Святые слова! — согласился Кан Гюн. — Сейчас каждый из нас должен все свои силы, все свои способности отдать на благо родины, народа!
— А ну-ка, Куак Ба Ви, — не унимался Тю Тхэ Вон, хватая Куак Ба Ви за руку, — покажи Кан Гюну свою силушку! Тогда о тебе вся волость заговорит!
— Да что ты прилип: сила, сила… Мало ли у кого что есть! — Куак Ба Ви рассерженно вырвал свою руку.
— Действительно, что вы к нему пристали? — поддержал Куак Ба Ви Пак Чем Ди. — Вот начнем работу, тогда его хоть отговаривай, он все равно покажет, на что способен… Вовсю развернется!.. Сами знаете: ежели есть что у человека за душой, он до поры до времени и виду не подаст; будет себе помалкивать да отнекиваться.
— Это ты верно говоришь! А те, у кого ничегошеньки нет,
Все рассмеялись.
— Ну, ладно, пора кончать, товарищи! — сказал Кан Гюн. — Немало тут было хорошего сказано! Я бы еще с вами с удовольствием поговорил, да тороплюсь в другое место.
Распростившись с крестьянами, Кан Гюн тронулся в путь. Вместе с Сен Дар Хо он зашел на хутор Твигор и, закончив там свои дела, направился в волость. Время было позднее; бэлмаырцы уговаривали Кан Гюна переночевать у них в деревне, но он отказался: завтра с утра он должен был побывать в других деревнях.
Кан Гюн торопливо шагал по горной дороге. Когда он добрался до перевала, стало совсем темно, только тонкий серпик луны излучал бледный, призрачный свет… Домой Кан Гюн все равно уже опаздывал; спешить теперь было некуда. Кан Гюн свернул самокрутку и, попыхивая ею, медленно спускался с перевала. Он думал о работе по поднятию целины, о Куак Ба Ви. И получалось так, что поднятие целины и Куак Ба Ви сливались в его сознании в одно неразрывное целое.
Задумавшись, Кан Гюн незаметно для себя подошел к мосту. Проходя через мост, он поднял голову, и его взгляд упал на Большой пруд. При слабом свете месяца ему показалось, что в воде кто-то плещется… Что это? Обман зрения или рыба гуляет! Но в следующее же мгновение он явственно различил на поверхности воды что-то белое… Он догадался, что это человек, и побежал к пруду; на воде распласталась женская юбка. Кан Гюн, не раздумывая, прыгнул в воду, ухватил край юбки и легко вытащил обессилевшую утопленницу.
Женщина была без сознания. К счастью, прошло, видимо, немного времени, как она бросилась в воду! Ведь еще минуту назад она барахталась в воде…
Опустив женщину на землю, Кан Гюн припал ухом к ее груди. Тело было еще теплым; тихо, устало билось сердце…
Кан Гюн успокоился немного. Только теперь он взглянул на женщину внимательней и оторопел: это была Тен Сун Ок, Сун Ок, которую он еще сегодня видел живою! Кан Гюн обнял женщину за плечи и, встряхивая, стал спрашивать ее:
— Сун Ок, вы ли это? Очнитесь, Сун Ок, придите в себя! Ну, Сун Ок!
Он просил все громче, словно голос его мог заставить Сун Ок очнуться. Ему показалось, что прошло страшно много времени, пока Сун Ок подала первые признаки жизни. Вот она слабо вздохнула. Кан Гюн снова осторожно потряс ее за плечи и обрадованно забормотал:
— Очнитесь, очнитесь, Сун Ок! Это я, Кан Гюн… Что с вами случилось?
Сун Ок с усилием приоткрыла глаза… Бессмысленный взгляд ее долго блуждал вокруг и, наконец, остановился на Кан Гюне. Она слабо вскрикнула, и глаза ее снова закрылись.
— Да очнитесь же, Сун Ок! Пойдемте домой… Давайте-ка, я подниму вас, Сун Ок!
Он взвалил неподвижное тело на спину и поспешил домой.
В первую минуту Кан Гюн решил было направиться к дому Сун Ок. Но тут же передумал: Сун Ок нуждалась в немедленной помощи врача, а отец Кан Гюна, Кан Са Гва, был знаком с тибетской медициной.
От пруда до дома Кан Гюна расстояние было немалое, но Кан Гюн быстро одолел его. Еще в средней школе он славился как хороший спортсмен.
Ничего не объясняя домашним, Кан Гюн на ходу прокричал встревоженным голосом, чтобы ему поскорее открыли дверь. Поднялся переполох. Все, кто был в доме высыпали во двор. И только теперь им стало ясно, что случилось большое несчастье. Родные Кан Гюна бережно взяли Сун Ок на руки и, уложив ее на кан, укрыли теплым одеялом.