Земляки
Шрифт:
В это же самое время Каргуль, который никак не дозовется Ядьки, заглядывает в свою стодолу и, пораженный, не верит своим глазам: все снопы обмолочены, а его дочь спит, прижавшись к плечу молодого Павляка!!! Обернувшись, он видит, как по двору к нему бежит с цепом в руках Казик.
— Хорошо ты сына воспитал! — восклицает Каргуль, указывая ему на копну, из которой торчат две пары босых ног.
— А ты — дочь!
На этот раз им приходится действовать сообща. Казик, вытащив сына за ноги, безжалостно дубасит его за лень, которая повелела
— Уж мы из вас повыбьем эту лень! — орет Казик, пытаясь догнать удирающего сына. — Знал бы я, что цеп о твой хребет не переломлю, — я бы тебе так дал, что ты бы всю жизнь помнил!
Налетев с разбегу на Вечорека, Казик набрасывается на него с проклятиями:
— То ж ты, старый черт, мотор выкопал! А через этот твой мотор мой сын с вражьим Каргулевым племенем снюхался! Родному отцу изменщик стал!
— Нечего больше ждать, — говорит в это время Каргуль жене, заталкивая дочь в кухню. — Придется кончать с этим нашим патриотизмом. Выдаю ее за Кекешко, хоть он и не из-за Буга!
— Чтоб этот проклятущий Казик живот со смеху надорвал? Мало тебе, что он нынче суд выиграл?!! — грозно наступает на мужа Каргулиха.
— Ничего не сделаешь, — вздыхает Каргуль, — выходит, на этот раз по его будет…
На печке, утопая в перинах, лежит бабка Леония. Свесив голову с печки, она говорит Казику:
— Мне никакой не лекарь нужен, а сын послушный! Помни, Казик, мою волю: кобылу ожеребишь, Витю богато женишь, а Павла в науки отдашь…
Казик согласно кивает головой, чтобы успокоить бабку, но видно, что он немало волнуется: кадык так и ходит у него то вверх, то вниз.
Выйдя во двор, Казик зовет сына:
— Витя! Бери кобылу и айда в путь. Чтоб обратно жеребую привел, не то я тебя заместо креста цепом встречу!
— И чего по свету бродить, когда за забором жеребец? Ведь это мечта, а не жеребец!
— За забором твой враг, а перед тобой твой отец, который тебе приказ дает! Чтоб кобыла вернулась жеребая, не то не миновать тебе цепа, понял?
Витя берет из рук матери мешок с хлебом, набрасывает на лошадь попону и, свернув немецкую походную палатку, испещренную белыми маскировочными пятнами, перебрасывает ее через плечо. Прощаясь с родителями, он замечает:
— Надо винтовку в дорогу взять, а то как бы совсем без лошади не воротиться!
— Вот это ты правильно придумал, — соглашается Казик. — Пускай я безоружный останусь, а тебе зиктовка нужнее. Только осторожней с ней, а то затвор вылетает.
— А ежели Каргули снова войну начнут? — тревожится Марыня.
— Не бойся, у меня еще две гранаты есть, — успокаивает ее Казик, небрежно махнув рукой. — Да еще фаустпатрон один…
Когда Витя трогается в путь, в конюшне Каргулей раздается ржание жеребца. Павлякова кобыла отвечает ему. Услышав шум, выходит из дома Ядька. Девушка с тревогой
В тазу с водой, который стоит в кухне Павляков, отражается луна. Тишина. Вдруг начинает ворочаться на печи бабка.
— Казик, Казик! — шепотом зовет она.
Казик, в белых кальсонах, появляется в дверях кухни.
— Ох, чует мое сердце — неладно с нашим Витей! — говорит бабка Леония. — Пятая ночь пошла, как его нету…
— Так ведь он далеко подался…
— Далеко? А чего это я близко нашу кобылу слышу?
— Какая же может быть кобыла, когда нашего Вити нету? — удивляется Казик, с тревогой приглядываясь к матери.
— Вот то-то и оно! Послушай-ка сам!
Тишину ночи действительно нарушает какой-то странный звук. Подойдя к окну, Казик, наклонив голову, слушает.
— Наша музыка! — говорит он вполголоса. — Витя едет.
— А я тебе толкую, что лошадь так пятую ночь ржет, а вот Вити нашего как не было, так нет! И будешь ты мне еще говорить, что духов нету?!!
Казик широко распахивает дверь. Заглушая позвякивание цепи у собачьей конуры, издалека доносится громкое призывное ржание лошади. Выйдя во двор, Казик вдруг видит в свете луны черный силуэт за забором, в руках человека поблескивает дуло винтовки.
— Отдай коня, ворюга! — слышит он голос Каргуля. — Ты куда моего жеребца увел?
— Украли? Ха, ха, ха! — заливается радостным смехом Казик, но, увидев, что дуло винтовки ползет в его сторону, серьезнеет. — Ежели ты, Каргуль, вовсе глупый стал, так подыми свою винтовку дулом кверху — она стрелять любит, а ты выстрелов боишься…
— Нет уж, никуда я дуло подымать не намерен, а ты-то вот, в чем стоишь, в том и пойдешь сейчас перед лицом власти предстать! — говоря это, Каргуль грозно движется вперед.
— Вот и хорошо, в одном наряде явимся, — ты же сам без порток выскочил!
— Говори, где конь? — Каргуль целит винтовку прямо в глаза Казику.
— А что я, гадалка, что ли?
— Вор, вот ты кто, конокрад!
— На предохранителе? — спрашивает Казик, не спуская глаз с винтовки. — Смотри, поосторожней, не то я тебя гранатой в небо подкину!
— Конюшня пустая… — Каргуль оборачивается в сторону широко распахнутых ворот конюшни.
— Владек! — кричит ему в окно жена. — Ядьки тоже нету!
Со стороны реки снова слышно ржание. Глядя друг на друга, оба мужчины медленно крадутся вдоль забора к своим стодолам.
Перед Павляком и Каргулем открывается вид на залитые лунным светом поля, за которыми темной полосой чернеет лес.
— Иди ты первым! — шепотом командует Каргуль, указывая винтовкой дорогу.
— Давай винтовку, тогда пойду, — предлагает Казик.
— А твоя-то где?
— Витя взял кобылу охранять.
— Не от моего ли жеребца?
Они идут по меже, разделяющей их поля.