Земляника

Астафьев Виктор Петрович

Низко опустив головы, ребята ушли на берег и уселись под тополями, которые, радуясь наступившему лету, пустили в небо свежие зеленые стрелы. Ваня выводил пальцем на песке любимую цифру — пятерку, а Нюра сквозь слезы смотрела на заречный лес.

— Вань, а земляника поспела? — вдруг тихо спросила она.

— А я откуда знаю? Не до земляники сейчас.

— Ты не сердись. Я это вот к чему. Если поспела — поплывем за реку, наберем и дяде Соломину отнесем…

— Нюрка! — загорелся Ваня. — Ух, и голова у тебя!

* * *

В

проходной будке больницы дежурил низенький курносый дед, щеголявший, невзирая на жару, в подшитых валенках, в шапке и ватной фуфайке. Вид у него был строгий, как у начальника.

— На передачу опоздали, — заявил он тоном, не допускающим возражений, — а свиданки разрешаются по воскресеньям да по средам с двух до шести.

Ребята принялись упрашивать деда, хитрить, даже земляники немного предлагали, но дед твердо стоял на своем посту и на ягоды не соблазнился. В конце концов дед разозлился и прогнал их. Ваня погрозил кулаком захлопнувшейся двери будки, а Нюра бойко крикнула:

— По-оду-у-маешь, начальник какой, а мы все равно пройдем к дяде Соломину!

Дед не удостоил их ответом.

Пришлось терпеливо ожидать кого-нибудь из других работников больницы. Ждали долго, истомились… Ваня отправился искать дырку в заборе, чтобы пролезть в больничный двор, но в это время к воротам подкатила «Победа».

По тому, как засуетился дед, ребята поняли, что приехало начальство. Они подскочили к машине и наперебой закричали:

— Мы к дяде Соломину, разрешите, дяденька?

Из машины выглянул тучный мужчина с бритой головой. Строго сдвинув седые брови, он совсем не строгим тоном обратился к деду:

— Федотыч, что за шум?

Федотыч встал «во фрунт» и доложил:

— Непорядок, товарищ главврач, пострелята в больницу прут, а сегодня свиданок не положено…

Нюра не дала Федотычу договорить и так затараторила, что дед недовольно смолк.

Главврач с любопытством посмотрел на стакан земляники в Ваниных руках и удивленно воскликнул:

— Уже земляники набрали, ну и ну!

Взял одну ягодку, осмотрел ее со всех сторон, бросил в рот.

«Ишь, какой, даже не спросил… Думает, начальство — так что угодно брать можно, — с неприязнью глядя на врача, подумал Ваня. — Этот, наверно, и хочет отпласнуть ногу дяде Соломину».

Врач раздавил ягодку языком, причмокнул от удовольствия.

— Ты, герой, и ты, щебетуха, — кем вы приходитесь Ивану Павловичу?

Нюра растерялась:

— Ну кем… кем… — Но тут же нашлась и выпалила: — Мы лучшие его друзья. Вот!

— А-а, лучшие друзья, — понимающе протянул врач, — тогда, Федотыч, ничего не поделаешь, придется пропустить. Нарушить правило во имя дружбы — не грех.

— Непорядок это — правила нарушать. Землянику, в крайнем случае, передать можно, — буркнул дед.

— Ничего ты, Федотыч, не понимаешь в землянике. Целебные свойства есть в ней, — сказал главврач и, озорно сверкнув глазами, скомандовал: — В машину, друзья-гвардейцы,

подвезу…

И вот они, заплетаясь ногами в полах длинных халатов, идут следом за медсестрой по больничному коридору. В нос ударяет густой запах лекарств, кругом тишина и чистота. Стакан с земляникой, потонувший в длинном рукаве халата, прилипает к потной Ваниной ладони.

Робко вошли они в палату. В ней тоже тихо, бело, поэтому удивительно красиво выглядят на окнах живые цветы. Больные лежат на кроватях, тихо переговариваются. Двое сидят на постели и сражаются в шахматы.

— А где же наш дядя Соломин?

Медсестра подошла к кровати, на которой лежал, закрывшись с головой одеялом, какой-то человек, и, тронув его за плечо рукой, сказала:

— Больной, к вам пришли.

Человек откинул одеяло:

— Ко мне? Кто может ко мне прийти?

Ребята замерли, пораженные — так изменился дядя Соломин. Только позавчера были у него светлые волнистые волосы, а сейчас голова голая, стриженая, от этого лицо кажется продолговатым и уши как-то странно торчат. Но самая разительная перемена в глазах. Нет той ласковой усмешки, которая часто искрилась в них, нет и грусти. Глаза Соломина словно стекляшки — ровные, безразличные.

Преодолевая робость, ребята двинулись к его кровати, с радостью замечая, что под тонким одеялом — обе ноги. Нюра задрожавшим голосом сказала:

— Это мы пришли, дядя Соломин… Мы… я и Ваня.

— Ах, вот кто ко мне пожаловал, — попытался улыбнуться Иван Павлович, с трудом потянулся с кровати и подвинул табуретку. — Садитесь, ребятки.

Ваня и Нюра чинно уселись рядышком.

— Ну, как дела?

— Все на пять, — почему-то шепотом ответила Нюра.

— Тройка по арифметике, — промямлил Ваня, угрюмо глядя в распахнутое настежь окно.

— Как же ты это подкачал, тезка?

Ваня только вздохнул.

Иван Павлович потрепал Ваню по плечу.

— Ничего, тезка… не горюй…

Нюра толкнула Ваню под бок и повела глазами на рукав халата, где хранился стакан с ягодой.

— Это… вот… дядя Соломин, вам, — неловко предложил Ваня подарок.

Иван Павлович, как завороженный, протянул руки к стакану.

— Земляника! — прошептал он и возбужденно крикнул на всю палату: — Товарищи, ребята землянику принесли!

— Да ну! Неужели поспела?

— Факт налицо! — Иван Павлович поднял стакан так, чтобы все видели: — Угощаю первой ягодой! Нюра, надели всех.

Он сунул ей ложечку, и она пошла по палате, насыпая землянику в ладони больных. Как величайшую драгоценность, принимали ягоду больные, подолгу рассматривали ее, вдыхали аромат и растроганно благодарили:

— Ай, спасибо, детки, вот удружили, вот обрадовали…

— А я думаю: откуда это лесом, земляникой потянуло? — говорил Иван Павлович, — мерещится, думаю, с тоски, а тут оказывается, первооткрыватели ягодного сезона явились… Ну, а вы сами-то почему не пробуете? Берите!