Земляной А. Орлов Б. Игра краплёной колодой
Шрифт:
Симонов встал и подал Иосифу Виссарионовичу свой автомат. Странного вида - ствол и приклад составляли одну прямую линию, он был еще откровенно сыроват. Хотя на полигоне показал себя совсем неплохо...
Сталин придирчиво оглядел странное оружие со всех сторон, приложился, словно собираясь стрелять. Затем снова отложил автомат за ширму и принялся расспрашивать о крупнокалиберном пулемете. Федоров встал, одернул гимнастерку, и принялся докладывать, но краем глаза все же следил за удивительной ширмой.
Вождь просмотрел чертежи, выслушал пояснения, затем пообещал съездить на полигон, а в конце, прочитав очередную записку, хмыкнул и сказал:
– Ну что
Федоров сидел, словно доской ударенный. Откуда Вождь знает такие термины?! А Сталин тем временем продолжал:
– Сейчас, товарищи, пройдите в канцелярию. Вам следует получить приглашения на Новогодний банкет в Кремль: вы все приглашены.
Оружейники вышли из кабинета, переводя дух и вытирая со лбов выступивший пот: не так уж легко общаться с Первым Человеком Государства.
Минут через двадцать они уже шли из канцелярии, получив пригласительные билеты на себя и членов своих семей. Дегтярев оживленно жестикулируя доказывал Симонову, что в конструкцию автоматического карабина необходимо внести некоторые изменения и дополнения, но Сергей Гаврилович слушал своего коллегу с видом отрешенным и задумчивым - переваривал замечания Сталина по самозарядной винтовке. Внезапно прямо навстречу им вышли Иосиф Виссарионович с каким-то пареньком-подростком.
– Вот, Саша, а это, - Иосиф Виссарионович указал на оружейников, - наши Левши. Блоху не подковывают, но оружие создают самое лучшее. Познакомьтесь, товарищи, мой сын - Александр Белов-Сталин.
Оружейники назвали себя, и пожали протянутую юношескую руку. Федорова точно молнией ударило, когда его ладонь стиснули тонкие, но неожиданно сильные пальцы, перепачканные оружейной смазкой...
Отгремели январские праздники и снова потекли трудовые будни.
Семнадцатого января в переполненном Кремлевском зале царила напряженная тишина. Давно здесь не было такой аудитории: маститые Григорович, Поликарпов, Туполев, молодые Лавочкин, Сухой, Яковлев, Четверухин, Гудков и еще многие другие, словом - весь наличный состав советской авиаконструкторской мысли. Отдельной группой расположились приглашенные итальянцы: Джузеппе Габриелли, Джованни Пенья, Алессандро Маркетти, Челестино Розателли и еще несколько человек. Вмести с ними сидел и 'красный барон' - Роберт Бартини, Вальтер Мессершмитт, Эрнст Циндель и Эрнс Хейнкель. Ещё чуть в сторонке обосновались двигателисты: Люлька, Климов, Шевцов, Микулин, Стечкин, Чаромский и Ханс-Иохан фон Охайн. А кроме ведущих конструкторов и их замов в зале сидели начальники конструкторских отделов и бригад.
Из совещания выпали лишь конструкторы вертолётной техники - их уже объединили приказом СНК в одно конструкторское бюро, и выдали техническое задание.
А над собравшимися, витала атмосфера нервозности, медленно, но верно приближавшаяся к тихой панике. Главный вопрос 'Зачем нас здесь собрали?' пока оставался без ответа. Но это бы еще полбеды: собрать могут, к примеру, чтобы поздравить с успехами, поставить новые задачи, наконец - просто для обсуждения развития самолетостроения с учетом объединения двух социалистических стран в один союз. Всякое может быть, вот только одно 'но'. Одно, но очень веское и солидное: Микоян, работавший с Поликарповым, поведал в курилке, что последние восемь месяцев Николай Николаевич во время рабочих обсуждений все чаще и чаще вдруг замирает
– И на что эти аппараты похожи?
– поинтересовался Александр Яковлев.
– Истребители или бомбардировщики?
– Я тебе сейчас набросаю, Саша, а ты уж сам решай, что это такое, - ответил Микоян, и, вырвав листок из блокнота, несколькими штрихами изобразил нечто стремительное.
– Вот. Если ты сможешь ответить: истребитель это или бомбовоз - мы тебе всем кабэ в ножки поклонимся.
Яковлев недоуменно повертел в руках рисунок, а потом с апломбом заявил:
– Ни то и не другое. Оно вообще не полетит!
– Правда?
– ехидно поинтересовался Томашевич.
– Совсем-совсем? Ни при каких условиях?
– Он уже видел эскизный проект реактивного Дорнье, и хотя говорить об этом ему категорически запретили, это не мешало в открытую потешаться над менее информированными товарищами.
Яковлев не любил Дмитрия Людвиговича, и тот платил ему взаимностью. Томашевич был из конструкторов 'старой школы', и с некоторым пренебрежением относился к 'молодым да ранним', полагая их 'безграмотными авантюристами'. Александр же Сергеевич, как представитель тех самых 'молодых да ранних', утверждал, что 'старая школа' - это сборище троглодитов от авиации, которым уже ничего нового не выдумать.
– Ни при каких реальных условиях, - жестко заявил Яковлев, нажав на слово 'реальных'.
– А если у вас, товарищ Томашевич, есть возражения, то готов поспорить...
– И он еще раз посмотрел на рисунок, теперь уже более внимательно - При таком профиле крыла скорости должны быть такие... такие...
– А разве они в принципе недостижимы?
– поинтересовался Михаил Михайлович Пашинин, заместитель Поликарпова.
– Я слышал, что недостижимы только скорости, превышающие скорость света. Но этот красавец вроде как и не должен летать быстрее света, а?
Пашинин, не смотря на молодой возраст, был сторонником 'старой школы' и 'короля истребителей', так что ничего иного кроме ехидства Яковлев от него и не ожидал. Хотя в этом зале только итальянцы были не в курсе того, что Яковлеву симпатизирует САМ. Хозяин...
– Очень интересно, - хмыкнул сидевший рядом с Яковлевым совсем еще юный зять Михаила Кагановича Сильванский.
– А вы, уважаемый товарищ, вслед за товарищем Томашевичем готовы народные деньги переводить на странные эксперименты? По достижению самолетами скорости звука, так что ли?
– скорчил он презрительную гримасу.
– Ничего у вас не получится, дорогие товарищи: концы лопастей винта войдут во флаттер и - пиши пропало. Я это еще на втором курсе выяснил, а у вас, вероятно, как у Сантос-Дюмона: 'Самолеты не поддаются расчетам так же как музыка или живопись' ?
– А где вы здесь разглядели винт, молодой человек?
– едко спросил Томашевич.
– Покажите, сделайте одолжение, а то я, по старости и слабости зрения и не разгляжу...
Пикировка могла бы затянуться, но в это время распахнулись двери, и в зал вошли шестеро. Весь зал в едином порыве поднялся: вошедшими были Сталин, Муссолини Эрнст Тельман а следом за ними шел человек в штатском костюме, с близорукими глазами на умном, тонком лице. И замыкали трое офицеров-авиаторов в форме майоров РККВФ 'Росса Аэронаутика' и Люфтваффе соответственно.