Земной круг
Шрифт:
Лет сто с небольшим тому назад известный исследователь русского Севера М. К. Сидоров осмотрел один из таких путей. Он начинался у печорского села Оранец, проходил мимо высокой вершины Сабля и достигал Ляпина, что на реке Сыгве. Сыгва впадала в Сосьву — приток Оби.
М. К. Сидоров уверял, что таких проходов между Печорой и Обью было немало, и в древности они хорошо были известны купцам из восточных стран. Проходы через междуречье Печора — Обь были нанесены на старинные карты. Из низовьев Оби открывался сплошной водный путь до озера Зайсан и Черного Иртыша. На берегах озера, по-видимому, была конечная остановка караванов, приходивших из
О реках Оби и Черном Иртыше в X веке нашей эры знал арабский историк и путешественник ал-Масуди. Упоминая о них, он писал, что оттуда привозят дорогие меха.
Золотая Баба могла проникнуть из стран буддийского мира на далекий Север именно этой дорогой ее сплавляли по Иртышу и Оби почти до теперешнего Березова, а дальше везли в Великую Пермь через темные лесные волоки.
Что же заставило пермян перенести свою золотую святыню на восток, в ледяное лукоморье?
Золотой Бабе угрожали новгородцы, искавшие добычу в языческих святилищах. До нее рано или поздно дошел бы Стефан Пермский, сокрушитель идолов. Поэтому вполне допустимо, что лесные волхвы были вынуждены прятать Золотую Бабу с ее волшебными трубами то в пещере на Сосьве, то в дремучем лесу на берегах Ковды, пока для нее не нашли наиболее недоступное место в обском устье.
Кто знает, может быть, настанет такой день, когда Золотая Баба будет найдена!
Судьба Родиона Осляби
Я обещал рассказать о судьбе могучего инока Осляби, пророчествовавшего близкую гибель своему другу Пересвету на Куликовом поле. Но для этого нам снова придется вернуться к закамскому серебру, вспомнить о беспокойных новгородцах, грабивших сокровища Востока на Волге и Каме.
Тохтамыш после своего волчьего набега на Москву в 1382 году потребовал огромной дани, причем ее надо было выплачивать золотом.
В свете этого не трудно предположить, с каким вниманием слушал Дмитрий Донской рассказы о Золотой Бабе в вычегодской Перми.
Но куда ближе был Новгород с его закамским серебром и узорочьем, столь нужным для опустевшей московской казны!
Дмитрий Иоаннович дожидался дня, когда сможет рассчитаться с новгородцами. Набеги на Кострому, Нижний Новгород, Арскую землю, Вятку, продажа людского полона торговым гостям из Хорезма и Бухары, самовольные походы в Булгар — все припомнит ушкуйникам Дмитрий Донской.
Зимой 1387 года он стал собирать войско. Двадцать девять городов Руси дали ему воинов. С особой радостью пошли на Новгород устюжане: им хотелось отомстить вечным своим врагам и соперникам — ушкуйникам, не оставлявшим в покое богатый Устюг Великий.
Перед самым рождеством Дмитрий Донской по хорошей санной дороге, раззолоченной конским навозом, двинулся к Новгороду.
Как полагалось в таких случаях, архиепископ Новгородский вышел навстречу великому князю с изъявлением покорности и кротости. Так бывало и при Калите, когда ушкуйники и купцы сразу же начинали с разговоров о закамском серебре, не дожидаясь требования.
Но Дмитрий Донской отверг переговоры и заявил о своем решении взять город. Лишь после третьего появления смятенных новгородских послов великий князь сменил гнев на милость и принял откуп от своих недругов.
Три тысячи рублей новгородцы выложили тут же, не сходя с места, а пять тысяч поклялись отдать в своих заволочских владениях.
Полновесный новгородский рубль, самый тяжелый на всей Руси, содержал тогда гривенку (около
После этого из Царьграда была получена весть, что императорский двор находится в бедственном положении. Москва решила послать в Царьград часть серебра из великокняжеской казны. Исполнение этого важного дела было поручено Родиону Ослябе.
Я глазам не верил, когда прочел свидетельство летописи: ведь русские историки в учебниках, в энциклопедических словарях похоронили инока Ослябю, убедили нас в том, что он пал в битве между Доном и Непрядвой [45] .
Но однажды я принялся за работу с Софийской второй летописью, где, кстати сказать, в приложении напечатано знаменитое «Хожение за три моря» Афанасия Никитина, и на странице 130 прочел:
45
Вот хотя бы заметка, напечатанная в Большой энциклопедии под редакцией С. Н. Южакова (т. XIV, с. 512):
« Ослябя, Роман, в монашестве Родион, один из двух иноков, присоединенных Сергием Радонежским к войску Дмитрия Донского и погибших в битве Куликовской».
И таких справок мне встречалось немало.
«…Тогда же князь великий Дмитрий Иванович и с братьею послаша в Царьград много милостыни, оскудения их ради, с черньцом Родионом Ослябятем еже был боярин Любутьскый, такоже и князь Михайло Тферский с протопопом Даниилом; царь же и патриарх благодариша их по-велику, и прислаша к великому князю икону чудну, на ней же есть написан Спас в ризице белой…»
Летописец об этом событии поведал почему-то под 1398 годом. А в то время Дмитрия Донского уже не было в живых. Ошибка или описка летописца в данном случае значения не имеет. Путешествие Осляби в Царьград состоялось при жизни Дмитрия Донского, то есть не позднее 1389 года.
В этом случае «хожение» Осляби надо связать с поездкой митрополита Пимена. Он был первым русским путешественником по Дону.
Поскольку Ослябя не оставил после себя никаких записок, нам пришлось обратиться к дневнику похода Пимена. Он дает полное представление о дороге Москва — Дон — Азов — Царьград.
Пимен отправился из Москвы 13 апреля 1389 года. От Рязани до берегов Дона он двигался сушей. Три струга и насад — большая лодка — были поставлены на колеса. Караван двигался мимо Непрядвы, которая оставалась с правой руки, мимо могильных холмов Куликова поля и устья Красивой Мечи.
В Чур-Михайловых насад и весельные струги впервые коснулись донских струй. Пимен поплыл вниз по Дону, мимо Тихой Сосны, Червленого Яра, Дивьих гор… На его пути вставали горы Высокие, горы Каменные Красные и другие места с проникновенно-поэтическими названиями.
Страшно было русским людям плыть по стране, разоренной монголами. Спутник Пимена писал в дорожном дневнике, что вокруг не видно было ни града, ни села. А здесь еще недавно процветали древние грады в прекрасных просторах, ныне опустошенных. «Нигде бо видети человека точию пустыни велика», — сокрушался человек, взыскующий Царьград.