Земной круг
Шрифт:
К тому же у Григория Истомы в Гафнии были старые знакомые в среде латинистов и грамматиков.
Вне всякого сомнения, Истома слышал в Дании рассказы об исследованиях на севере Атлантики. Его путешествие по времени совпадало с лабрадорским походом Кабота. Если эти пути объединить с морской дорогой из Бристоля в Скандинавию и изобразить одной чертой, она протянется от берега Северной Америки до голубых рукавов привольной Северной Двины.
Григорий Истома был обделен славой по сравнению с Каботом или Ченслером, «открывшим» впоследствии Мурманский нос —
Истома из своего замечательного плавания вывез ценные данные, касающиеся природы многолетнего льда в океане, морских течений, особенностей быта лопарей. Он высчитал продолжительность летнего дня для Дронта и Бергена.
Если принять на веру слова Герберштейна, которому потом Истома рассказывал о своих приключениях, то русские послы вернулись из Дании через Любек и Колывань.
Куда же в таком случае девались четыре новых русских лодьи, оставленные в Дронте?
Возможно, ими воспользовалось другое русское посольство, плывшее из Дании «около Мурмонского носу» в 1497 году, как повествует о том «Архангелогородский летописец».
Первыми покорителями Студеного моря были братья Иван и Петр Ушатые. Их корабли не остановил ни сулой, кипящий у Святого носа, ни противные ветры у Семи островов. Весной 1496 года они обошли Мурманский нос и высадили войска на берегах каменных фиордов, устремленных южными концами в сторону Ботнического залива.
Так у шведов была взята обширная область, лежащая между Торнео и Ледовитым океаном.
Григорий Истома в своих утверждениях шел дальше и уверял, что сборщики дани великого князя Московского достигали самого Дронта.
В самом конце XV века Москва беспрестанно поддерживала связи с датским двором, о чем красноречиво свидетельствуют приведенные примеры. В городах Скандинавии русские люди могли столкнуться лицом к лицу с корабельщиками из Бристоля.
Между тем в Италию, Испанию и другие страны летели донесения о первых открытиях Джона Кабота. В Венеции о них узнали еще осенью 1497 года. Ходили слухи, что Джон Кабот, недавний бедняк, вырядился в самые дорогие шелка и англичане всячески ублажают его, ибо Кабот открыл для них дорогу в страны Востока.
Так гласили сообщения, поступившие в семью венецианца Паскуалиго, дипломата, находящегося в Португалии.
По Лестнице Великанов
Читатель помнит, что Иван Третий не только не скрывал от Западной Европы взятия Казани, Булгарии, похода к Иртышу и Оби, но, наоборот, распространял известия об этом всюду, где только мог.
Надо думать, что наш старый знакомый Дмитрий Ралев (Палеолог), прибывший в 1499 году в Рим вместе с Митрофаном Карачаровым, не имел нужды скрывать известий о многократных плаваниях вокруг Мурманского носа, о грозном походе в Каянскую землю и других подвигах русских людей на Студеном море.
Карачаров видел Александра Шестого, гнусного и развратного убийцу в папской тиаре, разделившего Новый Свет между португальцами и кастильцами и тем оставившего свой след в истории великих открытий. Папа Александр
Карачаров и Ралев побывали в Венеции, где в то время находился Леонардо да Винчи, погруженный в мысли о Танаисе, «Скифии» и странах за Каспием.
Московским послам оказывали «честь и жалованье». Их верительные грамоты были бережно положены на полки венецианского архива. Пребывание московитов в Венеции описал историк Марино Сануто.
Они с большим достоинством поднимались по ступеням Лестницы Великанов во Дворец Дожей. Узнав, что на одном из больших торжеств первые места рассчитывают запять послы Людовика Двенадцатого, русские отказались от участия в празднике.
Карачаров и Ралев видели вереницу кастильских кораблей, приплывших для помощи венецианцам в их войне с турками. Офицеры испанского флота уже знали о третьем походе Колумба.
Русское посольство нанимало в Италии пушечных мастеров, серебряников и зодчих. Вряд ли Карачаров и Ралев миновали Морской арсенал в Венеции, где отливали корабельные пушки и тысячи мастеровых трудились у дышащих огнем горнов.
На долю Митрофана Карачарова и Дмитрия Палеолога выпало провести на чужбине около пяти лет. Военные обстоятельства задержали их возвращение на родину.
Кремлевские башни они увидели вновь только в 1504 году. Пять лет — достаточный срок, чтобы вобрать в себя все то, чем жила Западная Европа за это время.
В это пятилетие Гашпар Кортириал (Гаспар Кортереаль) успел открыть неведомую землю на северо-западе и вслед за этим сам исчез.
Пьетро Паскуалиго, венецианский посол, сообщал из Лисабона, что мореходы Кортириала привезли с собой обитателей новой страны — похожих на цыган кротких и боязливых людей с раскрашенными лицами. Их нагота была едва прикрыта шкурами зверей.
Они жили в стране лососевых рек и корабельных лесов. На берегах одной из этих рек люди Кортириала нашли обломок шпаги с итальянской позолотой и серебряные серьги из Венеции. Значит, вновь открытая земля — восточная окраина Азии. Так заключал Паскуалиго, явно намекая на права Венеции за океаном.
Пьетро Паскуалиго полагал, что обитатели вновь открытой земли будут «неутомимыми работниками и превосходными рабами».
Письмо об открытиях Кортириала дипломат Паскуалиго прислал своим братьям в Венецию. Оно попало в руки Марино Сануто, трудолюбивого историка, знавшего Карачарова, Ралева и Дмитрия Герасимова.
Сануто вел запись событий, начатую им в 1496 году. И если под 1500 годом Сануто рассказывал о соболях и моржовой кости, привезенных русским посольством в Венецию, то через год он включил в свою летопись повествование Пьетро Паскуалиго о новых открытиях Гашпара Кортириала.
О них писал также и некий Альберто Кантино, уполномоченный герцога Феррары, живший в Лиссабоне. Кантино сообщал: он своими ушами слышал, что рассказывал португальскому королю капитан одной из кортириаловских каравелл в октябре 1501 года.