Земной поклон. Честное комсомольское
Шрифт:
Все, что рассказал учитель о деревенском мальчишке, который пешком пришел в Москву, обуреваемый жаждой знаний, и потом стал великим ученым, произвело на Николая неотразимое впечатление. Он вспомнил бритого подкидыша, который стоял в независимой позе, окруженный товарищами.
Николай теперь был уверен, что это будущий Ломоносов, и загорелся желанием помочь мальчику.
После уроков он шел по улице следом за учителем, не решаясь догнать его и заговорить. Учитель давно заметил мальчика и, перед тем как свернуть в переулок, обернулся:
– Ты что, Саратовкин?
Николушка
– Ну, смелее, - улыбнулся учитель и, обняв мальчика за плечи, повел рядом с собой.
Под ногами чавкала осенняя грязь. Моросил холодный дождь. Николай заметил, что левый ботинок учителя был залатан. «Значит, небогато живет Василий Мартынович», - мелькнула мысль.
Волнуясь и путая слова, он рассказал о мальчике из сиротского дома, о том, что мечтает помочь ему, а как - не знает.
– Ты вот что, Саратовкин, побывай в сиротском доме, постарайся поговорить с этим мальчиком, узнай его фамилию, имя. А потом подумаем, как быть дальше.
Николай был счастлив оттого, что учитель не отмахнулся от него, как это сделали когда-то мать и дядя.
В эту ночь он долго не мог уснуть. И назавтра, сразу после занятий, не заходя домой, отправился в сиротский дом.
Ему пришлось сначала стучать кулаком, потом до боли бить ногой в калитку так, что наверху содрогались деревянные петухи, а во дворе захлебывались лаем псы, бегающие на цепях вдоль проволок.
Наконец загремел засов, и появился пьяный сторож. Вместо ноги у него была деревяшка. Он узнал Николая, снял картуз, поклонился в пояс и, потеряв равновесие, чуть не упал, хватаясь за косяк калитки.
– Мне начальницу бы… - робко сказал Николай.
– Кого хош, барин мой распрекрасный, кого хош из-под земли достану, - закрывая калитку, приговаривал сторож и ковылял рядом с мальчиком к каменному дому.
– Да вот она и сама тут как тут. Она завсегда тут как тут, особливо ежели не нужно.
С крыльца спустилась знакомая Николаю прямая и длинная, как жердь, воспитательница, весь облик которой выражал крайнее раздражение, готовое сорваться в любой момент на каждом.
«Она была всегда воспитательницей. Почему же сторож называет ее начальницей?
– подумал Николай.
– Видно, пьян так, что не разбирается».
– Тебе что, мальчик?
– строго спросила женщина скрипучим голосом.
– Сей отпрыск - Саратовкин-с, младший-с, - почти пропел над ухом Николая сторож, стараясь говорить значительно.
– А… благодетель сиротского дома… младший Саратовкин, - меняя тон, сказала женщина, пытаясь изобразить улыбку и мучительно припоминая имя молодого барина.
– Мне начальницу нужно, - сказал Николай, с неприязнью посматривая на нее.
– Так я же начальница, уже скоро год.
Ему стало неприятно и грустно от ее слов. «Какая она начальница?
– мелькнуло в мыслях.
– Она злая и не любит детей».
– У вас тут мальчик есть, - сказал он, - такой бритый, в столярной мастерской работает. Он в кладовку все прячется и книжки читает, а потом парнишкам про все, что прочитал, рассказывает…
Начальница изумленно смотрела
– …Та начальница, которая прежде была, учить его хотела. Говорила, что он как Ломоносов будет… ученый.
– А!
– догадалась начальница.
– Это вы про Федора Веретенникова? Так он из сиротского дома сбежал полгода назад. Негодник. Неблагодарный.
– А где он теперь?
– Не знаю, не знаю. Теперь нам дела до него нет.
Николай попрощался с начальницей. Когда пьяный сторож, изъясняясь в любви молодому барину и браня начальницу отборными словами, закрыл за ним гремящий засов калитки, он остановился, задумавшись над судьбой Федора Веретенникова. Где он теперь? Как найти его в большом городе?
Уверенность в том, что из Федора Веретенникова обязательно будет такой же великий ученый, как Ломоносов, не покидала Николая, и ему хотелось принять самое горячее участие в его судьбе. Может, отчасти даже потому, что когда-нибудь какой-нибудь учитель, рассказывая гимназистам о Веретенникове, помянет и Саратовкина, скажет, что, если бы не он, не было бы в России великого ученого.
На другой день Николай дождался учителя, когда тот со стопкой тетрадей в руках и с классным журналом под мышкой вышел из класса.
– Василий Мартынович!
– сказал Николай, шагая рядом с учителем.
– Этот мальчик убежал из сиротского дома. И неизвестно, где он. А зовут его Федором Веретенниковым.
– Федором Веретенниковым?
– с удивлением переспросил учитель.
– Тогда не тревожься. Федора Веретенникова я готовлю в гимназию. Способности у него действительно редкие и стремление к наукам отменное. Думаю, через годик определим его в гимназию на казенный счет.
Николай был так же удивлен, как и Василий Мартынович. Но спросить учителя о том, как все это произошло и на какие средства живет Федор Веретенников, он не осмелился.
12
Павел Нилович давно уже забросил лыжный спорт. И через десятки лет встать на лыжи и пройти хотя и небольшое расстояние ему было нелегко. Он нарочно выбрал сумерки, чтобы - не дай бог!
– не нарваться на своих учеников. Засмеют ведь!
Вышел он из города в тот удивительный сумеречный час, когда ослепительно белый снег становится синим и какая-то особая предвечерняя тишина и покой царят на пустынных, укутанных снегом полях, на изъезженных за день и теперь отдыхающих дорогах, изможденно раскинувших свои перекрестки. Он шел по четкой лыжне с краю тракта.
Давно не бывал он здесь, в этих местах, знакомых с детских лет… Вон там, за горой. Белый ключ. Сюда мальчишкой он ходил за грибами, а чуть налево, в черемушнике, скачет по камням быстрая горная речушка. Она холодна как лед и своим сумасшедшим течением, наверное, и теперь сбивает с ног мальчишек, рискнувших забрести в ее прозрачную воду.