Земные пути
Шрифт:
— Верных людей у меня мало… — проворчал Карс. — Если сейчас ватагу на Монстрель послать, то как бы родной Хольмгард не проворонить. Те, что останутся, герцогу ворота не откроют, да боюсь, что и нам тоже.
— А если не ватагу посылать, а нескольких говорливых людей с подмётными грамотами? Взбунтуем Монстрель, герцог здесь недолго усидит.
Карс задумался на пару долгих минут, потом с сожалением вздохнул:
— Ничего не выйдет. Это мы бунтовать горазды, а у них там оракул морского бога. С авгурами шутки плохи: разнесут недовольных — только перья полетят. Понимать надо, хоть мореходы и зубоскалят, что, мол, ихний Басейн супротив нашего Ньерда слабак, но у них настоящие волшебники,
— Об этом не думай, — успокоил Ист. — Оракул вмешиваться не станет. Слыхал, что в Норгае с храмом было? Вот и они слыхали.
— Не нравится мне это! — Посадник в сердцах ударил кулаком по ладони левой руки. — Всюду боги, волшебники, тайны паршивые! Простому человеку повернуться некуда. По-моему, бог нужен, только чтобы ему в праздник жертвы приносить, а в остальное время хоть бы его и вовсе не было — не заплачу. Ну да что с тобой делать, — Карс наклонился к Исту, с высоты саженного роста заглянул в глаза, — пошлю людишек. Но ты помни, их головы в твоей руке. Сгубишь посланных — не прощу, найду хоть в Монстреле, хоть в Норгае. — Карс помолчал немного и добавил совсем тихо: — Не думай, я знаю, что творится в моём городе. И что ты далеко не каждую ночь проводишь здесь, мне известно. То, что в Норгае ты делал, мне тоже известно. Надеюсь только, что у меня дома колдуну работы не найдётся. А в Монстреле делай что хочешь. Сумеешь разбить оракул или уговорить его не вмешиваться — хорошо. Не сумеешь… — Карс круто развернулся и, не договорив, начал спускаться со стены.
Ночью три лёгких судёнышка убежали через пролив, а на следующий день на островном берегу высадилось пришедшее из Монстреля подкрепление. С купеческих карбасов сгрузили несколько закупленных в Лютеции баллист и начали подводить лагерь ближе к городским стенам. Работы продвигались медленно, осаждающие понимали, что если попросту поставить камнемёты напротив стен, то они в тот же день будут разбиты пушечными выстрелами. Молодецкий приступ грозил превратиться в многомесячное копание в каменистом норландском грунте. Рыцари были недовольны: солдаты бузили и пьянствовали, а согнанный отовсюду подневольный люд неохотно ковырял землю, возводя вал, из-за которого баллисты могли бы безопасно швырять камни.
Пушки ударили, производя опустошение среди землекопов, но благородного герцога мало беспокоила гибель пленных простолюдинов, работы продолжались. Откуда-то стало известно, что баллисты собираются швырять не просто камни, от которых было бы не так много вреда, а горшки с горящим салом, а то и вообще с горным маслом, о котором рассказывали всякие чудеса. Горное масло, впрочем, до городских стен не доплыло, корсары Хольмгарда перехватили последний карбас, и огромный костёр осветил ночное море, подтвердив слухи, что волшебное масло умеет гореть и в воде.
Ободрённые удачей моряки высадились на берег и сожгли большинство вражеских судов, вытащенных на песок и как следует просохших к тому времени. Теперь герцогу оставалось во что бы то ни стало взять город штурмом — уйти от стен Хольмгарда он не мог, у него почти не осталось кораблей.
Больше всех был доволен случившимся Ист. Как бы в конце концов ни повернулось дело, но даже его противники, а значит, и сам Гунгурд, были вынуждены во время большой войны пользоваться не столько магией воинов-жрецов, сколько запретной техникой. И в конечном счёте это была его победа.
Между тем землеройные работы были ускорены, самая большая из катапульт установлена позади насыпанного вала, и в городе начались первые пожары. Горело жарко и неугасимо, что и неудивительно, если рядом с катапультой стоит повелитель огня.
Покуда в Хольмгарде лениво шла столь милая сердцу Гунгурда война, Ист
Оракул располагался на вершине меловой скалы, откуда хорошо были видны волны залива, покрытые белой рябью барашков. Прорицатели, обосновавшиеся здесь, наблюдая полёт морских птиц, предсказывали погоду и возможный улов рыбы. Гадали также по облакам и ветру. Каждое из этих искусств имело звучное название и своих адептов. Врали авгуры не более, чем все остальные пророки и гадалки, однако пользовались в западных землях немалой популярностью. Всякий морской путешественник считал своим долгом, очутившись в Монстреле, принести жертвы пеннобородому Басейну и, в надежде на удачный исход плавания, попытать судьбу, обратившись к одному из предсказателей. Местные жители, по большей части сухопутные, тоже не обходили стороной храм морского повелителя. Так или иначе, урожай зависит от погоды, и если натянет с океана хмарых туч да зарядит в начале лета безудержный холодный дождь — что тогда? А уж те, кто от моря кормится, на устричных отмелях и банках, те и подавно каждый день на скалу оракула смотрят, пытаясь собственным умишком сообразить, хорошо ли кружат над святилищем крачки и бакланы. Птиц здесь специально прикармливали, и они неустанно кружили над внутренними двориками святилища.
Даже безбожные хольмгардские ватажники, когда им случалось поступать на службу к монстрельским торговцам, и то приходили поклониться владыке южных морей, про себя считая, что страшнее Ньерда в океане всё равно никого нет. Впрочем, частенько в разговорах звучало правильное мнение, что и Ньерд, и Басейн на самом деле — один морской бог.
Так или иначе, город принадлежал Басейну, и Ист твёрдо вознамерился выяснить, по его велению ввязался в войну герцог либо же это просто досадная случайность, которой ловко воспользовался Гунгурд. Как можно встретиться с пеннобородым, Ист не знал и потому отправился прямиком к оракулу, понадеявшись, что такой поступок не будет расценен как вторжение и объявление войны. Поднявшись по серпантину, Ист прошёл в распахнутые ворота. Здесь богомольцев встречал привратник. Магии в нём не было нисколечко, держали мужика на службе за пеннобородость и зычный голосище.
— Чайки стонут перед бурей! — завёл он, взвидев Иста.
Ист молча прошёл мимо, на ходу бросив в плошку заранее приготовленный кёртлинг. Милостыню можно было бы и не давать, но Ист хотел показать, что идёт сюда как гость, готовый подчиниться правилам обители, и милостынька как нельзя лучше подходила для этого. На пороге храма объявился ещё один служитель. На этот раз в нём можно было различить следы магической сущности, и Ист решил заговорить с ним.
— Мне нужно побеседовать с твоим хозяином, — молча произнёс он.
Служка вздрогнул, но, не осмелившись ослушаться, указал дорогу. Под запятнанной птичьим помётом колоннадой Иста и его проводника встретил ещё один жрец:
— Кто ты, осмелившийся желать невозможного?… — загудел он. Звук был низкий и, казалось, шёл из самого живота. Простой человек вряд ли выдержал бы это гудение. Он немедленно впал бы в смертную тоску и уже не желал бы ничего, кроме скорейшей смерти.
Служитель, приведший Иста на ступени, быстро отступил, шепча охранные заклинания. Ист недовольно поморщился и, заглушая басовитого колдуна, повторил: