Земные пути
Шрифт:
Как и полагается знаменитому чернокнижнику, Парплеус поселился в башне, возвышавшейся неподалёку от города. Прежде там обитали храмовые астрологи, но, с тех пор как ложная вера была отринута жителями Норгая, башня запустела, и Парплеус без труда забрал её себе. Здесь он собирался проводить алхимические опыты и первым делом, решив напомнить аборигенам о своём существовании, принялся жечь в очаге на верхней смотровой площадке стебли ассафетиды, выбрав такое время, чтобы ветер нёс зловонный дым на городские кварталы.
Однако Парплеус так и не приступил к изучению огнетворных веществ, квасцов и тинкториальных превращений, а всё больше времени проводил среди астролябий, стараясь составить себе благоприятный гороскоп, либо же в кабинете: с пером, чернильницей и древними манускриптами. Скутеллы и пергамон-алуделы, стащенные
Плодом ночных бдений становилась новая, прежде неведомая наука, для которой Парплеус отыскал краткое и изящное наименование «механомахия». Исходные положения механомахии были просты и очевидны: величайший маг не тот, кто страшнее колдует, а тот, кто вернее лишит магической силы противника. Подобные вещи нетрудно сделать с помощью зловредной механики, но как при этом уберечься самому? Тут открывался простор для таких софистических тонкостей, что у Парплеуса дух захватывало при одной мысли о возможностях новой науки. Когда-то, давным-давно, учёный маг участвовал в обороне Хольмгарда и видел залп, поразивший фуэтов противника. Или это было недавно? В стосемидесятилетнем возрасте такие понятия начинают терять смысл… Но именно тогда родились у него первые мысли о необычайных магических возможностях техники, которая, как прежде думали, всякой магии чужда. Так и теперь думает неумное большинство. Одному Парплеусу приоткрылась тайна. Он недаром ходил смотреть отлитых монстров. Металлические трубы тут ни при чём! Главное — кто стреляет! Острый глаз мага признал канонира, на которого никто почти не обращал внимания. А ведь это был Торп, мужик из дебрей Снегарда, хуторянин, лишённый всякой магии. Однако с тех пор, как он умудрился околпачить Фирна дер Наста, прошёл преизрядный срок, а неприметный мужичонка не состарился ни на йоту! Значит, есть в нём волшебство, просто иное, недоступное простому волшебнику.
Над раскрытием этой тайны и трудился премудрый чародей. Одновременно он писал хроники великой войны, участником которой ему довелось быть. Особенно тщательно обдумывал летописец главы, повествующие об обороне Хольмгарда, ведь именно там новая магия впервые открыто сошлась в битве со старой. Отсюда заключаем, что писать об этом событии следует так, чтобы всякий понял, сколь велико было значение этой битвы. Можно ли простыми словами поведать о великом?! Как, не уронив достоинства мудрого, рассказать о гибели фуэтов, и чтобы при этом всякий понял, что произошло в далёком северном краю?…
Парплеус грыз перо, выискивая заветное выражение, растирал ладонью ноющую грудь и вновь пускался в воспоминания по извивам непростой жизни. О богиня реминисценций, помоги создающему великий труд!
Южная ночь, полная стрекота и шелеста крыл, окружала его. Стремительные зарницы — отблески небесных битв — озаряли небо. Звёздный ковш изливал на землю тьму, призывая смертных ко сну. Но может ли спать тот, кто творит великое?!
Парплеус швырнул перо, выпрямился, глаза его засверкали, тщедушной фигурке на миг вернулась былая внушительность. Парплеус понимал, что это лишь кажется ему, а на самом деле настали последние минуты его жизни, однако такая мелочь ничуть не устрашила мудреца. Он нашёл нужное слово! Небесное вдохновение снизошло на умирающего старца. Парплеус схватил брошенное перо и стремительно начертал на волокнистом бумажном листе: «Смерть и разрушение обрушились на автоматическую оборону, встретившую отдачу, созданную защитой, защищающей от отдачи разрушительных мыслей…» Да, это было именно так!
Парплеус перечитал написанное, лицо его осветилось внутренним огнём.
— О гений! О совершенство! — прошептал чародей.
Перо выпало из ослабевших пальцев, сердце, не выдержавшее отблесков божественного огня, болезненно сжалось, и великий маг Амадей Парплеус ушёл по небесной дороге к райским вратам, оставив внизу остывающее тело и незавершённый труд, который отныне предстояло продолжать бесчисленным поколениям тружеников науки.
Первую печатню Ист основал в Норгае, забрав под неё опустевшую башню
Читая «Сказание», Ист от души хохотал. Это надо же додуматься, чтобы Мокрида, которую на Востоке чтут под именем Аммат, добровольно отдала другому хотя бы опавший лист. И всё же книга Исту понравилась. Полезная книга и занимательная. Пусть люди привыкают читать. Покойный мудрец был прав, другого способа уничтожить религию нет.
Несмотря на малую цену, книжка расходилась неважно, потому следующим изданием молодой типографии была «Азбука, или Абевега желающим грамоту понимать», бесплатно розданная в три норгайских школы: чистую — для богатых, народную — для детей мастеровых и благотворительную при детоприемном доме. Следствием мудрого поступка было то, что купечество немедленно основало ещё одну типографию, где первым делом был отпечатан шикарный букварь для купеческих отпрысков, чтобы потомки богатых домов не занимались по одному учебнику с чёрным людом. Следующим шагом городская типография выпустила толстенный сонник, а типография негоциантов — календарь с предсказаниями на каждый день. В этих книгах было немного разумного, доброго и ещё меньше вечного, но их читали, и это было главное. Появились даже молитвенники и служебники, рождённые механическим способом: «Песнопения Амрите» и «Заговоры многозаботливой Аммат». Ист был доволен: немного намолятся верующие по безбожной печатной книге!
Через год таинственным образом возникла книгопечатня в старинном конкуренте Норгая восточном Намане, а хитрые торговцы острова Лать устроили книжную ярмарку, где главным образом торговали печатными изданиями, хотя также было выставлено на продажу множество рукописных сочинений, новомодных и древних, написанных на коже и пальмовых листьях.
Переводческая школа с печатней, основанная в Соломониках, ознаменовала проникновение нового искусства на запад. Печатали там почти исключительно богословские труды, но это уже не беспокоило Иста: зараза укоренилась в мире, и всемогущие боги, ещё не осознавшие, что произошло, были обречены. Даже в библиотеке кёнига Ансира появились красивые тиснёные тома, исподволь подтачивающие силу повелителя огня, хотя сам кёниг был традиционно неграмотен и в делах больше полагался на безупречную память, нежели на лживую бумагу.
Догадываясь, что всякое новшество, идущее из Норгая или Хольмгарда, будет изначально подозрительным, Ист старался действовать через своих людей, обосновавшихся в Соломониках и других университетских городах. Неведомо откуда взялось множество подвижников, порой служителей разных богов, которые принимались учить грамоте простолюдинов, не беря с них никакой платы. Чаще всего эти люди даже не подозревали, что в действительности служат злому богу Прогрессу, и искренне верили, что творят добрые дела.
Мир менялся. Корабли из Маженице и Монстреля практически одновременно достигли дикого западного континента и основали колонии, принеся краснокожим туземцам металл и разом погубив их исконную безмятежность. Диковины дальних земель украсили дома просвещённых владык. Бродяги и авантюристы, прежде без толку возмущавшие спокойствие в родных краях, теперь могли ехать за море, зарабатывать себе имение и славное имя. Кроме дикарей, чьё варварское благополучие бесследно сгинуло, все могли быть довольны. И даже самые строгие блюстители старины не видели, что под маской приятного комфорта в мире начинает господствовать новая, немагическая сила. Кое-кто, конечно, догадывался, в чём дело, но как прежде молодые боги не слушали старика Хийси, так теперь разжиревшие на дарах прогресса господа высокомерно не обращали внимания на завшивевших пророков, возвещающих скорый конец времён.