Zend

Даждев Игорь

После этого старушки поутихли. То есть с ультимативных заявлений перешли на тихое бурчание, слышное всем проходящим — особенно мне.

Вспоминая тот случай, я решаю — уж лучше завтра свечку куплю. А сегодня воспользуюсь очками.

Одеваю на нос очки. Снимаю скрепку, чтоб не мешала читать. Беру в руки чистый лист. Пусто. Думал уже идти спать, как на бумаге начинают проявляться буквы. Именно проявляться — закорючка за закорючкой. Неторопливо сливаются в буквы, а те в слова.

Меня тряхнуло — желание спать испаряется в одно мгновение.

Если бы это были какие-нибудь современные технологии, то текст, я бы увидел сразу. Он бы точно не начал медленно проявляться.

— «Если это разводилы, то я отдам им деньги, только ради того чтоб узнать, как они это сделали».

Затем приходит следующая мысль:

— «Тупой развод. Цена таких очков точно больше того, что спрятано по всем моим кубышкам. — Это коммерческий ум заговорил. — Развод не стоит денег, потраченных на инструменты. Продав этот девайс можно удвоить или даже утроить сбережения».

Под мысли о продаже очков, терпеливо дожидаюсь полного появления текста, и начинаю читать.

«Этот лист рассчитан на то, что ты его сожжёшь. Если ты это читаешь значит ты не безнадёжен. Ну или под рукой не оказалось свечки или открытого огня.

Читай следующий лист».

— «Второе». — Пробегает мысль.

Отражение

Дядька оказался прав во втором своём предположении. То, что это именно он — ещё есть сомнения, но они где-то на дне. Тихо сидят и не высовываются, придавленные тем, что сейчас происходит на моих глазах.

— «Значит он действительно умер». — Закрадывается предательская мысль. — «Ну это, конечно, если верить записи его голоса…» — эта мысль ставит точку в сомнениях. — «Значит это правда».

Ни капельки переживаний по поводу гибели своего родного дядьки я не испытываю. Это создаёт горечь на душе. Не горечь потери, а горечь от осознания собственной чёрствости. Мне почему-то не интересно как он умер, где находится его тело или могила.

А вот радость, от обретённого богатства и недвижимости, присутствует.

У меня был чёткий план на жизнь. Примерно через пять лет, я должен был заработать достаточно денег для покупки собственного дома. Конечно не в столице, но тем не менее.

И заработанных денег хватило бы не только на новый дом, но и на дальнейшее существование. И на исполнения собственных чаяний и мечтаний. Может бы даже получилось бы на Эверест забраться.

Дух авантюризма во мне все ещё не умер. И от того я сейчас борюсь с соблазном прочитать все что написал дядька в листах. Но боюсь я проиграл эту борьбу ещё в детстве. Когда мечтал о других странах и глубоких уголках собственной.

Я беру последний лист. Также ожидаю проявления всего теста.

«Первый враг которого тебе нужно победить — это ты сам. Первые шаги самые сложные. И самое сложное во всем что дальше будет — это заставить себя поверить. Поверить в то что твориться — происходит на самом деле.

Ты уже видел, как проявляются буквы на пустом листе.

Ты уже понял — это не какая-нибудь, современная технология. Ты знаешь, что это такое! Ты смотрел в зеркало. Ты видел, что происходило. После этого ты начал боятся любого отражения.

Да это моя вина. Тогда меня застали врасплох. Тогда, именно из-за меня ты получил спектрофобию. Теперь пора взглянуть своим страхам в глаза.

Ответь сам себе — что ты видел в зеркале, почему текст проявляется, почему рука так быстро отросла?»

Лист выскальзывает из моих рук на пол. Это удар ниже пояса. Как долго я пытался забыть тот случай. Сколько докторов пройдено. Каждый пытался восстановить мою разорванную кусками детскую психику. Они не сильно в этом преуспели.

Спектрофобия или боязнь зеркал и отражающих поверхностей.

В снимаемом мной квартире нет не одного зеркала. К окнам стараюсь не подходить — они зашторены день и ночь. Бреюсь на ощупь. Стригусь под машинку тоже на ощупь. За долгие годы наловчился. В метро всегда смотрю вдоль вагона. Торговое помещение под мастерскую выбирал из единого соображения — наименьшее количество отражающих поверхностей.

И вот теперь так долго подавляемые воспоминания вернулись. И мне уже не так стыдно за свою чёрствость.

Это удар под дых горькими словами, с разгона, в прыжке двумя ногами. Меня повело. Я успел сделать шаг в сторону кровати. Дальнейшего я уже не помню. Это первый раз, когда я упал в обморок, который постепенно перешёл в сон.

Утро. С кровати я встаю одетым. Проснулся от задорной мелодии, которая стоит на будильнике телефона. Я долго смотрел в мобильный девайс стараясь понять, что вообще происходит.

Собраться с мыслями мне мешает увиденный, этой ночью сон. Тот самый сон, который мне частенько снился в детстве, лет до шестнадцати. Тот сон, который я уже начал забывать, и вот он появился вновь.

Как правило он начинается с прихода дяди Андрея в родительский дом. Все приглашённые друзья родителей, и их дети уже разъехались. Я испытываю радость от его прихода. Прекрасно помню, что долго его не видел. Он дарит мне какой-то подарок. Какие часто дарят дядьки своим племянникам. Я не помню, что он мне тогда подарил. Да это и не важно.

Затем мы переходим за накрытый стол. Кушаем, веселимся. Затем сон перескакивает на второй этаж частного родительского дома. Я играю на полу, и задаю всякие детские вопросы дядьке. Родители на первом этаже убирают стол и моют посуду.

Дядьке нездоровиться, он частенько прикладывает руку к сердцу. Тяжело дышит. Часто трёт руками лицо.

Справа кирпичный камин. Слева стойка с книгами. Передо мной старое ростовое зеркало. Сзади сидит дядька в одном из двух кресел. За ним два больших окна. Между ними дверь на балкон.

— Подчинись мне. — Слышу я посторонний голос.

Поднимаю голову, смотрю на дядьку через зеркало. Он замер — внимательно смотрит мимо меня. Как раз на моё отражение. Я перевожу взгляд на него.