Зенитчик
Шрифт:
— Лежать, не шевелится, могут на второй заход пойти.
Лежим еще пару минут, но постепенно становится ясно, что второго захода не будет – "мессеры" улетели.
— Зря только в грязи испачкалась.
Олечка пытается очистить от грязи свою щегольскую шинель.
— Грязь – не кровь, ее всегда отстирать можно.
Поделившись солдатской мудростью, Сан Саныч так же начинает чистить свою шинель, я тоже присоединяюсь к ним. Теперь встали надолго – бомбы разрушили дорожное полотно.
— Петрович, сможем объехать? Или подождем?
Механик-водитель, ковыряет сырой, вязкий чернозем придорожного поля и отрицательно качает головой, лучше не рисковать. Минут через десять мимо нас по встречной
До штаба стрелкового полка – конечной цели нашего путешествия мы добрались уже в полной темноте. Шлыков пошел докладывать начальству о прибытии. Вернулся он минут через пятнадцать вместе с юным светловолосым лейтенантом – командиром взвода полковой разведки. Наш расчет разместили в одной из землянок, принадлежащих разведчикам. Весть о том, что вместе с зенитчиками прибыла симпатичная девушка, мгновенно разлетелась среди бойцов разведвзвода. В землянку, кроме нас, набилось еще с десяток разведчиков. Олечка буквально купалась в океане мужского внимания, не обращая внимания на ревнивые взгляды Шлыкова. Да и кое-кто из расчета бросал на разведчиков косые взгляды, но на открытый конфликт пойти не решились. Все-таки разведчики были здесь хозяевами, их было больше, да и границ приличия в своих ухаживаниях они не переходили. Олечка была довольна – столько парней вокруг, и каких парней! Не чета этим тыловым зенитчикам. У некоторых из них были медали, а у одного даже орден Красной звезды. И трофеи. Немудреные фронтовые трофеи были принесены на алтарь женской красоты. Идиллия была разрушена около одиннадцати часов, пришел лейтенант и разогнал своих разведчиков, а потом отвел нашего санинструктора в землянку, где обитали штабные военнослужащие женского пола.
Утро началось с гула отдаленной канонады, но на участке этого полка было тихо. Расчет суетился с приготовлением завтрака. Я заметил, что с утра все вообще какие-то суетливые. Вчера, насмотревшись на погибших под бомбежкой, они впали в состояние глубокой задумчивости, а сегодня делали слишком много лишних движений. После завтрака, когда мы проверяли орудие после долгой дороги, появился лейтенант разведчик. Увидел я его и ахнул: в темноте он показался мне светловолосым, а при дневном свете оказалось, что он совсем седой. Меня поразило несоответствие молодого лица и шевелюры семидесятилетнего деда.
— Самолеты или танки?
Лейтенант показал на звездочки, нарисованные на стволе зенитки.
— Или, товарищ лейтенант.
— Понятно, — кивнул разведчик, — ну что? Пойдем аэростат смотреть?
— Так точно, пойдем. Только взводного предупрежу.
Опытного солдата всегда можно отличить от впервые попавшего на фронт. Опытный солдат скуп в своих движениях, а главное он умеет использовать для отдыха буквально каждую минуту. Присев, он моментально расслабляется и впадает в какую-то свою нирвану, наслаждаясь каждой секундой отдыха. Он моментально засыпает под грохот любой канонады, но мгновенно просыпается, когда наступает тишина. И расслабленность его обманчива, он способен за сотые доли секунды перейти к действию, стоит только прозвучать команде, появиться звуку летящей мины или чувству опасности. Мне суетится, как новобранцу, не к лицу три – подбитых танка обязывают. Но с другой стороны на передовой я оказался, по сути, в первый
От землянки разведчиков до наблюдательного пункта около километра. Лейтенант ведет нас по ходу сообщения. За лейтенантом идет Шлыков, за ним я. Замыкает шествие Сашка с дальномером на плече. Когда мы почти добрались до цели, разведчик показывает рукой куда-то на запад.
— Вон он.
Я ничего не вижу, хотя на зрение не жалуюсь.
— Куда?
Лейтенант за хлястик шинели стаскивает Шлыкова из стрелковой ячейки обратно в окоп, тот хотел рассмотреть аэростат в бинокль.
— Снайперы, сволочи, — поясняет разведчик, — вчера одного насмерть, двое раненых. Ладно, хватит лясы точить, почти пришли.
Мы с трудом размещаем дальномер у амбразуры НП и наводим его на немецкую "колбасу". Лейтенант приникает к бинокуляру, наконец, выдает результат.
— Шестнадцать четыреста.
Я повторяю манипуляции Шлыкова.
— Шестнадцать пятьсот.
Хреново, досягаемость нашей пушки пятнадцать пятьсот, и это по горизонтали. Аэростат же висит на приличной высоте, куда снаряд нам с наших позиций не закинуть. Ни при каких условиях. Только если пробраться в тыл к немцам на глубину не менее километра. Но соваться с нашей пушкой в немецкий тыл как-то не хочется. Фрицы не дураки, не стали поднимать аэростат в зоне досягаемости нашей артиллерии. А здесь дальность измерить никто не догадался, нас вызвали почти за две сотни километров. Да-а, подставили нас: стрелять – бесполезно, не стрелять – нельзя. Вот и решайте задачу, господин инженер. Это не двойной интеграл, тут думать надо.
— Ну, что делать будем? — интересуется Шлыков.
— Думать, товарищ лейтенант, думать. Авось придумаем что-нибудь.
И тут мне в голову пришла мысль о том, на кого можно спихнуть это дело.
— Товарищ лейтенант, — обратился я к разведчику, — а корпусная артиллерия эту "колбасу" достать пробовала?
— А как же, несколько раз пробовали.
— Ну и что?
— Да ничего. Пока наши пристреливаются, немцы их позиции засекают и начинают своей артиллерий давить. А еще немцы могут просто спустить аэростат, тогда наши постреляют, постреляют, а назавтра он опять висит.
И тут облом. Соколы наши, выходит, обос… обделались, корпусная ничего сделать не смогла. А крайним кто будет? Мы? Получается, что мы.
— Значит так, товарищ лейтенант, — это я уже Шлыкову, — у нас есть два выхода и оба хреновые. Первый. Сегодня ночью втаскиваем орудие поближе, маскируем и, как только аэростат поднимется, открываем огонь. Следующей ночью, те, кто останутся в живых, попробуют вытащить то, что останется от орудия.
— А второй? — интересуется взводный.
— Второй. Берем у комполка справку о недосягаемости аэростата и мотаем отсюда. Приказ все равно не выполним, но хоть все живы останутся.
Лейтенант впадает в задумчивое состояние. Я его понимаю, крайним в этой истории будет он.
— А ты, сержант, какой бы вариант выбрал.
— Второй.
— Под трибунал могут отдать, — сомневается взводный.
— А могут и не отдать. Наш район сухопутчикам не подчинен, и нехрен свои задачи на нас перекладывать. Тем более – задачи невыполнимые. Пусть сначала фронт к аэростату на нужное расстояние подтянут, а уж потом и мы по нему пальнем.
— Хрен с ним, — решает лейтенант, — напишет майор справку – уезжаем отсюда.