Зенитные залпы
Шрифт:
— А ну-ка посторонись, братва, дай я раскрошу эту глыбу! — прогудел густым басом богатырского телосложения боец, и его увесистый лом с силой опустился вниз.
— Выбрасывай подальше! — звонким тенорком крикнул орудовавший лопатой красноармеец своему напарнику.
— Можно и подальше, — без возражения ответил тот.
— Нажмем, братцы! Скорее делу конец! — прозвучал голос обладателя тяжелого лома.
Бойцы-зенитчики готовят окопы для своих орудий. На лицах с поблескивающей, словно выдубленной кожей струится соленый горячий пот. Грунт, пахнущий ледяной сыростью, неохотно раскрывает свою глубину.
По
Идет Хлебороб медленной вразвалку походкой. Брови насуплены, в глазах — задумчивость. Уже много раз, начиная с лета тревожного сорок первого года, батарея перемещалась с места на место. В первые дни Великой Отечественной она занимала огневые на окраине буковинского города Черновцы. Затем артиллеристы рыли окопы для орудий близ Кировограда, Запорожья, в Донбассе, на Дону. И вот теперь — на Волге, в Сталинграде.
В начале войны район Нижней Волги был глубоким тылом. Но Сталинград сразу же, как напал враг, встал в боевой строй. В цехах его заводов ковалось оружие для фронта. Сюда стекался заволжский хлеб, чтобы продолжить путь на запад. В речном порту перегружались нефть, бензин, которые требовались фронту. Крупный индустриальный город на Волге гитлеровцы сразу же включили в число объектов для своих разбойничьих ударов,
Бои велись в западных районах страны, далеко от Нижней Волги, а в Москве намечались меры по защите Сталинграда от налетов вражеской авиации. На пополнение войск противовоздушной обороны города прибывали новые части. Среди них был и отдельный зенитный дивизион, в состав которого входила батарея Новицкого.
За сотни километров фронт. Здесь не слышно ни гула самолетов, ни выстрелов, Но все же бойцы-зенитчики чувствовали себя словно на переднем крае. И потому-то не разгибали спины за работой, не просили отдыха уставшие руки.
— Окоп закончен! — раньше всех доложил невысокий крепыш сержант Алексей Данько, командир первого орудийного расчета. — Разрешите ставить пушку?
Приняв доклад, Новицкий опустился вниз, прошелся по дну окопа, окидывая все придирчивым взглядом.
— Сделали хорошо. А хорошая работа — человека красит!
Комбат нагнулся и взял из-под ног небольшой лоснящийся бурый земляной ком. Прощупал его глазами, смял пружинистыми пальцами, поднес к лицу, глубоко вдохнул, словно хотел вобрать в себя все его запахи. Так он делал когда-то на колхозном поле перед севом, проверяя готовность пашни принять семена нового урожая. Хлебороб поднял руку с зажатой в пальцах скользкой холодной землей.
— Земля-то какая под нами, а?
— С волжского берега! — раздались в ответ голоса.
— Да, священная волжская земля! Помнить это будем, товарищи! — из глубины сердца вырвались эти слова у комбата. А затем он уже другим голосом, официально строгим тоном скомандовал:
— Ставьте орудие!
Закончили рытье окопов и другие расчеты. Заработали, загудели моторы тракторов-тягачей, и стоявшие в стороне пушки, словно фигуры на шахматной доске, передвинулись на свои места.
Одновременно с воинами огневых расчетов трудились и бойцы
— Скорей, ребятки, нэ отстанэм от других! — Это голос Левона Акопджанова, командира взвода управления, подвижного, горячего по натуре лейтенанта. Его подчиненные — прибористы, дальномерщики рыли окопы для прибора управления артиллерийско-зенитным огнем — ПУАЗО, для дальномера БИ — бинокулярного искателя.
Лейтенант Акопджанов всего лишь несколько дней назад прибыл в дивизион. С третьего курса университета ушел добровольно в армию, около года, как выражался он, штурмовал в военном училище «зенитную арифметику» и теперь вот — на батарее. За дело взялся с огоньком. Комбат сразу заметил: кавказец в работе горяч, по характеру словоохотлив, общителен. Как-то он рассказывал командиру батареи о своем родном Нагорном Карабахе, о красоте гор, ущелий, о шумных реках и водопадах с таким вдохновением, что Ивану Новицкому показалось, будто все эти прелести горного кавказского края он видит своими глазами. Иван Новицкий сказал тогда собеседнику: «Ну ты, браток, поистине влюблен в горы, настоящая горная душа!» «Горная душа» — так Новицкий любил называть уроженца горного Азербайджана.
Организуя оборудование огневой позиции, Акопджанов не знал ни минуты покоя. Он проверял, как роются окопы, сам брался за лопату, с азартом выбрасывал землю, выравнивал бруствер. И вот, наконец, он, черноволосый, высокий, туго затянутый ремнями, щелкнул каблуками перед Новицким.
— Готовы устанавливать прибор!
— Давай, горная душа, да осторожнее. Прибор требует обращения деликатного. Сложная техника.
— Есть, обеспечить деликатное обращение со сложной техникой! — ответил Акопджанов и направился к прибористам.
Бойцы приборного отделения медленно вкатили в глубокий окоп ПУАЗО, внешне напоминающий объемистый ящик на колесах. Вблизи орудий разместили дальномер — прибор для определения высоты воздушной цели.
Бушевала зимняя непогода. Ветер хлестал в лица людей, крутящийся мелкий снег слепил глаза. Не было передышки у зенитчиков. Теперь они готовили орудия к стрельбе и приборы к работе, определяли ориентиры. И вот уже звучит команда:
— К орудиям!
Бойцы, приняв вводную, на новой огневой начинают тренировочную стрельбу по условному противнику.
Батарея готова к бою.
Теперь можно подумать и о бытовом устройстве. Рядом с орудийными окопами сделаны землянки. А в них — нары, печки «буржуйки», столики, скамейки. В укрытии расположились тягачи, походная кухня. Появились умывальники. Расчищена площадка для физзарядки.
В том месте огневой, где обычно старшина строил бойцов, стоял фанерный щит. На нем. вывешивались сообщения Совинформбюро, листки-молнии, памятки. А в это декабрьское утро на щите появился плакат батарейного художника-самоучки. Он сделал его в тот вечер, когда по радио передали весть о наступлении наших войск под Москвой. На фоне Кремля нарисован красноармеец с винтовкой, взятой на изготовку для штыкового боя. На штыке, как рыба на кукане, нанизаны танки, самолеты, самоходки, орудия с фашистской свастикой. Бесноватый фюрер удирает на запад. На плакате надпись: «Поворот от московских ворот!» И кто бы ни проходил возле щита, обязательно остановится, посмотрит веселым взглядом, скажет: