Зеркала и галактики
Шрифт:
– Погоди. Это ты спятил, а не я. Две работы, две зарплаты. Зачем?
– Я уже объяснил. Я выполняю за тебя твою работу.
– Рехнулся, – убежденно сказал Мстислав.
Северин опустил голову, сцепил пальцы в замок. Видно было, как у него подрагивает угол рта.
– Я рассчитывал, что ты опомнишься, – проговорил он тихо. – Черт… Ну, объясни: чего ты мне тогда не простил?
Мстислав невольно потер лоб. Обруча от Донахью уже нет, а мысли разбегаются, не собрать.
– Чего не простил… Не в тебе одном было дело. – Говорить не хотелось, но он через силу признался: – Меня
Это было особенно горько. Лучшая в мире девчонка в тот вечер стонала от наслаждения в объятиях Мстислава, а после врала, что у нее был Северин.
– Я им предательства не простил, – закончил он.
Северин повернулся на сидении, задумчиво посмотрел в лицо.
– Слав, ты меня удивляешь. Это же были мои лучшие друзья. И моя девушка; я тогда понятия не имел, что она заодно и тебе голову морочит. И они совершенно правильно меня выгораживали. То есть, неправильно, но объяснимо. Так значит, ты из-за этого?… – Он тряхнул головой, не в силах поверить. – Из-за этого себе жизнь поломал? Нет. Все равно не понимаю. Ты сгоряча бросил академию из-за двух олухов и ветреной дуры. А потом? Ты семь лет меня знать не желал. Не разговаривал, не встречался, к родителям не приезжал, когда у них был я. Уж я изворачивался, исхитрялся, лишь бы с тобой повидаться, объясниться! А ты – ни в какую. Слав, я еще раз спрашиваю: чего ты мне не простил?
– Деда, – глуховато вымолвил Мстислав. – Он из-за тебя на тот свет ушел раньше времени.
– Ну да, – согласился Северин. – Я был идиотом и заварил идиотскую кашу. Но если б ты остался в академии, дед бы спокойно все это пережил. Ты не считаешь, что его подкосил твой собственный финт?
Мстислав разозлился. Стоило труда этого не показать.
– По-твоему, кража картины никак не сказалась?
– Какой картины? Ах, с котятами… А что она? Мы и узнали-то спустя долгое время, когда она всплыла на черном рынке. Дедов старинный приятель, коллекционер, сообщил. А сам дед вообще ничего не знал, копия висела себе и висела.
– Он при мне обнаружил пропажу.
– Час от часу не легче. – Северин искренне удивился. – Так почему он в полицию не заявил? Вора бы нашли по горячим следам, а не через два года спохватились.
– Вот именно. Кто был вор?
– Адъютант контр-адмирала Баженова. Вообразил себя ловким дельцом – и попался на… – Северин осекся, примолк. Затем осторожно проговорил: – Слав? Вы что же – вы с дедом думали на меня?
Внутри что-то оборвалось. Умнейший дед ошибся? И он, Мстислав, вслед за ним – тоже? Дед умер от стыда и горя, а Мстислав отрекся от брата – и все по ошибке?!
– Ты что – совсем убогий? – выдохнул Северин. – Я понимаю: дед. Адмирал. Большой начальник. Ему черт-те что могло примерещиться. Но ты… Как тебе в голову такое пришло? Надо же: я – вор… Почему ты хотя бы меня не спросил?! – вдруг заорал он, взорвавшись. – Оправдаться не дал! И дед тоже: ни полслова! Это
Северин так же внезапно утих, посидел, сцепив зубы, отдышался.
– Ладно. Наконец-то разобрались. – Он отер ползущую по щеке слезу. – Не обращай внимания, это нервное. – Смахнул вторую. – Извини. Сейчас соберусь.
Мстислав пошарил в бардачке, нашел небольшую фляжку. Свинтив крышку, попробовал – очень крепкий, сладковатый ром – и подал брату:
– Глотни.
Тот выпил рому, как простой воды.
Вот и все. Можно забыть о прошлом. Можно не объяснять, как получилось, что Мстислав, в сущности, сам предал брата.
Принимая обратно фляжку, он попросил:
– Север, прости.
Северин помолчал, глядя вдаль, на луг за рекой. Наконец ответил:
– Хороший ром. Пей. Здесь такого не найдешь: издалека привезен.
Прощено и забыто.
– Слав, к делу. Когда твоя жена легла в клинику, я навел справки. Мне дали понять, что у нее тяжелое течение беременности. Ладно; они из каких-то соображений соврали, я поверил. Но сейчас я вижу у нее СерИвскую лунную лихорадку, которая людям не передается. Как ты это объясняешь?
Мстислав снова поведал свою историю, не упустив ответы на вопросы, которые ему уже задавал Кирсан. Северин задал еще десятка два. Потом он несколько минут размышлял, хмурясь и покусывая согнутый палец.
Кирсан со Светланой возвратились с прогулки вдоль реки, и теперь ксенолог беседовал с Дэссом. Княжич улыбался и что-то охотно рассказывал, а Светлана устроилась между миллаушами и с наслаждением гладила обоих одновременно, ворковала, как над любимыми кошками. Звери блаженно щурились.
– Послушай меня, – заговорил Северин, как будто приняв некое решение. – Твой СерИв был приговорен в ту минуту, когда палачами к нам назначили миллаушей. Погасить сознание захватчиков – способ простой и эффективный. Поскольку именно люди явились жертвами агрессии, их интересы приоритетны. Каким бы мерзавцем ни был Домино, его жизнь ценится выше, чем жизнь любого СерИва.
– Я понял. Что делать?
– Кирсан может подать протест от имени нашего Центра в Объединенный Совет Безопасности планет, – ответил брат с сарказмом. – Бюрократическая бодяга будет тянуться еще долго после смерти твоего княжича.
– Другие варианты?
– Забрать его в Центр, поставить по периметру лучеметы и держать оборону, пока хватит сил. У нас есть группа спецназначения, в ней семь ребят. И мы с тобой. Посчитай, сколько жизней будет заплачено за одного СерИва.
– Север, не валяй дурака. Есть реальные возможности?
– Нет, – припечатал брат. И с отвращением добавил: – Грядут миллауши. Тотальный контроль сознания. Повальная проверка и стопроцентная чистка. Слав, ей-богу, пора думать, как самим ноги унести.
– Давай унесем. «Адмирал Крашич» – замечательный корабль, который нас превосходным образом куда-нибудь доставит. Надо лишь угнать его из-под ареста.
– Отлично придумано, – Северин энергично кивнул. – До миллаушской проверки старт любого корабля запрещен. «Адмирал» сожгут вместе с экипажем, котом и контрабандным ромом, который возит тетушкин второй помощник.