Зеркала Тузун Туна
Шрифт:
Казалось, что человек в зеркале улыбается ему. Его лицо было все ближе, ближе… Туман закрыл все и отражение внезапно исчезло. Кулл почувствовал, что он падает, изменяется, тает…
— Кулл! — вопль раздробил тишину на бессчетные острые осколки.
Горы обрушились и миры содрогнулись, когда Кулл, сверхчеловеческим усилием бросился назад, на
Грохот обвала стих, и Кулл оказался в покоях Тузун Туна перед расколотым зеркалом, смятенный и наполовину ослепший от потрясения. Перед ним лежало тело Тузун Туна, чей час наконец пробил, а над телом стоял Брул, Убивающий Копьем. С меча его капала кровь, а глаза округлились от ужаса.
— Валка! — воскликнул воин. — Вовремя же я пришел!
— Да, но что случилось? — способность говорить с трудом возвращалась к нему.
— Спроси эту предательницу, — ответил пикт, указывая на девушку, застывшую в ужасе перед царем. Кулл узнал в ней ту, которая впервые направила его к Тузун Туну. — Когда я вошел, я увидел, что ты таешь в этом зеркале, как дым в небе. Клянусь Валкой! Если бы я не видел этого своими глазами, я и сам бы наверное не поверил. Ты почти испарился, когда мой крик вернул тебя назад.
— Да, — пробормотал Кулл. — Я был уже почти по ту сторону двери.
— Этот мерзавец сработал все очень ловко, — сказал Брул. — Разве ты не видишь теперь, как он оплетал тебя паутиной чар? Каануб Блаальский сговорился с этим чародеем, дабы он покончил с тобой, а эта шлюха, девчонка Древнего Народа, заронила в твою голову мысль, что ты должен прийти сюда. Не знаю, что ты видел в этом зеркале, но с его помощью Тузун Тун чуть не поработил твою душу и едва не развеял своими чарами твое тело.
— Да, — сознание Кулла все еще было затуманенным. — Но ведь он был чародеем, обладавшим знаниями всех веков и презиравшим золото, славу и положение. Что мог пообещать Тузун Туну Каануб, дабы тот пошел на грязное предательство?
— Золото, власть и положение, — буркнул Брул. — Чем
— Ничего, Брул, — промолвил царь, глядя, как девушка сотрясается от рыданий у его ног. — Она была лишь орудием. Встань, дитя, и ступай с миром. Никто не причинит тебе вреда.
Оставшись наедине с Брулом, Кулл бросил последний взгляд на зеркала Тузун Туна.
— Быть может, он и был заговорщиком, и пытался околдовать меня, Брул… Нет, я верю тебе, и все же… Было это лишь его колдовством, чуть не заставившим меня растаять, или я стоял на пороге тайны? Не вытащи ты меня, рассеялся бы я легким дымком или попал бы в иной мир?
Брул скользнул взглядом по зеркалам и пожал плечами, как если бы его передернуло.
— Да, Тузун Тун скопил здесь мудрость всех преисподних. Идем-ка отсюда, Кулл, а не то они околдуют и меня.
— Ну что же, идем, — ответил Кулл, и бок о бок вышли они из Дома Тысячи Зеркал. Зеркал, в которых, возможно, были заключены человеческие души.
Никто уже не глядит теперь в зеркала Тузун Туна. Прогулочные лодки избегают того берега, где стоит обиталище чародея, и никто не входит в этот дом или ту комнату, где высохший и сморщенный труп Тузун Туна лежит перед зеркалами иллюзий. Место это считается проклятым, и пусть даже дом простоит еще тысячу лет, человеческие шаги никогда не разбудят эхо в его пустых покоях. И все же Кулл на своем троне часто размышляет над странной мудростью и нераскрытыми тайнами, таящимися там, и думает, что хотел бы убедиться…
Ибо Кулл знает, что помимо нашего, существуют иные миры, и пытался ли волшебник околдовать его словами или гипнозом, или нет, но многое открылось взору царя за той странной дверью, и Кулл уже далеко не так уверен в реальности окружающего, с тех пор, как он заглянул в зеркала Тузун Туна.