Зеркало Елены Троянской
Шрифт:
Когда же в палату вошли два его товарища по несчастью, он заметно оживился. Ровно через пятнадцать минут доктор предупредительно кашлянул за дверью и прервал беседу, но к тому времени трое в палате уже обменялись самой насущной информацией, которую теперь следовало объединить с показаниями остальных участников трагедии.
Поговорив с личным камердинером Карниваля, секретарём Джексоном, едва пришедшим в себя после пожара, и управляющим имением, старший инспектор Суон составил следующую картину событий того странного дня, вечером которого случился пожар.
По словам камердинера Макдогана, утром лорд Карниваль сообщил ему о возможном госте и распорядился приготовить комнату в Дубовом коридоре.
Он удалился во флигель, и после позднего обеда, который для служащих накрывался в небольшой столовой в первом этаже, лёг спать. Камердинер был разбужен криками на улице и увидел из окна, что правое крыло дома горит. На часы он, конечно, не посмотрел, а тотчас выбежал вместе с остальными.
Поскольку инспектор Гэйбл и сам Суон подозревали поджог, старший инспектор поинтересовался — знал ли камердинер о грядущем увольнении, и как бы это отразилось на его благосостоянии. Макдоган с достоинством ответил, что был недавно предупреждён о скорых переменах, а несколько дней назад милорд положил на его счёт в банке значительную сумму вознаграждения за многолетнюю безупречную службу. Камердинер собирался снять небольшой коттедж где-нибудь на севере и наслаждаться заслуженным отдыхом.
Со слов Джексона, он также был предупреждён о госте утром, перед самым приходом медицинской сестры, Дороти Мадж, а затем весь день провёл, работая над бумагами его светлости. Правда, в середине дня его сморил сон, и разбужен он был гневными звонками Карниваля. Около шести часов, он получил распоряжение разложить на столе в библиотеке несколько рукописных фолиантов и инкунабул, которые составляли гордость собрания Карниваля. Джексон счёл вполне естественным, что его светлость собирался в тот вечер принимать у себя представителя какого-нибудь музея или фонда, которому имел намерение передать книги.
Мистер Флитгейл, судя по всему, произвёл на Карниваля самое благоприятное впечатление. После обеда лорд показывал ему библиотеку, затем пригласил в свой кабинет наверху, где Джексону пришлось распаковывать уже запакованную коллекцию древностей, чтобы показать гостю, а потом (это было уже около девяти) лорд Карниваль отпустил его и распорядился наутро явиться в восемь часов утра для продолжения работы.
Джексон отправился во флигель, перекусил, а затем читал в своей комнате. Он зачитался, но в десять часов двадцать минут (тут секретарь был совершенно уверен) услышал странные звуки с улицы: Это было что-то вроде треска и отдалённого гула. Выглянув в окно, он увидел, что дом горит. Правое крыло полыхало, и секретарь
Несмотря на то, что секретарь был предупреждён об увольнении, никаких известий о денежном пособии он не получил.
Ситуацию несколько разъяснил управляющий имением: Он сообщил Суону, что получил от его светлости подробнейшие письменные указания об обеспечении всех служащих выходным пособием. Джексону причиталась довольно приличная сумма, которая позволила бы ему не торопиться с поисками нового места по крайней мере пару лет при скромном образе жизни. Сам управляющий видел лорда лишь утром, а затем уехал в город, и вернулся около восьми. У него были дела в левом крыле, где располагались в основном гостевые апартаменты, и около девяти или начала десятого часа управляющий был уже в своих комнатах во флигеле. Разбудили его слуги.
Поговорив с другими служащими дома, Суон не добавил ничего более существенного к этим рассказам. Все опрошенные отмечали, что вечером его светлость был бодр и чувствовал себя прекрасно. Он весьма радушно встретил гостя и казался очень довольным его визитом.
Итак, зная всё это, Суон вошёл в палату Гая Флитгейла и пожал ему локоть: Обе ладони пациента, лежавшие на тлеющих бумагах Карниваля, были обожжены и перевязаны бинтами.
— Я, честно говоря, уже не надеялся выйти оттуда живым, — прошептал раненый, слабо улыбаясь.
— Пожалуй, вы обязаны своим спасением мисс Иве, — скромно оправдался Суон.
Чтобы не терять времени, Суон отложил рассказ о спасательной экспедиции. Он не стал расспрашивать Гая о том времени, когда их разговоры с Карнивалем происходили при свидетелях, и сразу обратил Флитгейла к тому моменту, когда Джексон оставил их в кабинете.
— Наша встреча на спиритическом сеансе была редкой удачей. Да, пожалуй, я должен ещё раз извиниться перед вами за моё отсутствие в «Микадо». Я не мог быть там. Но моё предложение о сотрудничестве остаётся в силе, тем более что оно уже началось, я полагаю, — произнёс лорд Карниваль.
Разговор происходил уже после обеда, в личном кабинете лорда на третьем этаже. Лорд Карниваль смотрел на Флитгейла испытующе, взгляд этот был малоприятным, и Гай с трудом преодолел желание уже теперь откланяться под любым предлогом. Но страстное любопытство исследователя было сильнее. Он должен был дойти до конца.
— Теперь я могу показать вам то, ради чего, собственно, я вас и пригласил.
Карниваль подошёл к своему столу, обошёл кресло с высокой спинкой и поднёс руку к небольшой картине на стене. Доска бесшумно повернулась, Карниваль вынул из тайника свои сокровища и благоговейно водрузил их на письменный стол, торжественным жестом предложив Флитгейлу подойти поближе. В кабинете повисла тишина.
— Вы понимаете смысл этих предметов, Флитгейл? — спросил, наконец, лорд, испытующе глядя на гостя.
— Да, вполне, — ответил тот, внимательно разглядывая артефакты.
— Поэтому я и пригласил вас, а не кого-либо другого, — удовлетворённо отметил Карниваль. — Здесь — два. Но у меня ещё есть немного времени, чтобы найти третий. К моему сожалению, пока все мои усилия были тщетны, но я уверен, что вы — тот человек, который способен найти отсутствующее.
Флитгейл, признаться, был в замешательстве. Он, несомненно, понимал общий смысл этих двух предметов, но ему показалось, что Карниваль имел в виду что-то особенное. Это, конечно, были те самые пресловутые «некие предметы», которые составляли главную, если не единственную страсть лорда, но они, казалось бы, совершенно не связывались между собой — ни временем, ни местом своего создания.