Зеркало и чаша
Шрифт:
Зимобор подошел. Уже близко на русле ручья виднелось около десятка всадников и столько же пеших. Среди всадников он сразу заметил странную фигуру, закутанную в соболью шубу, покрытую синим шелком. Такая шуба стоила как все это село со всей скотиной, утварью, припасами и жителями. Причем ни доспехов, ни хоть какого-то оружия при владельце шубы видно не было. И вообще это, похоже, женщина.
Вот уж кого Зимобор сейчас не ожидал увидеть, так это женщину.
По его знаку Достоян сошел с берега до середины тропы и взмахнул рукой. В другой руке он держал щит, прикрываясь
Приезжие остановились, от них отделился один из всадников и шагом поехал к тропе.
— Вы кто такие? — крикнул Достоян. — Вам чего надо?
— Здесь ли находится смоленский князь Зимобор Велеборич? — спросил всадник. По выговору это был вятич.
— Здесь. А вы кто?
— С ним хочет говорить княгиня Замила.
— Какая такая княгиня?
— Жена князя Вершины угренского.
— Ну, пусть княгиня поднимается. А ваши пусть тут, на льду обождут.
— Нельзя княгине без людей показаться.
— Князь Зимобор женщину не обидит, если с миром пришла.
Всадница отделилась от остальных и приблизилась. Перед княгиней шел только один человек, отрок, придерживая лошадь на крутой тропе.
Дозорные расступились. Княгиня подъехала к избе. Зимобор увидел лицо женщины, уже немолодой и явно не славянки. Такие большие темные глаза на смуглом лице, такие черные брови ему изредка удавалось увидеть у рабынь, которых арабские купцы привозили на продажу. Впрочем, подобные рабыни попадались нечасто: восточные женщины недолго жили в суровом славянском краю, и арабские купцы предпочитали, наоборот, покупать здесь светлокожих пленниц для рынков Востока.
— Здорова будь, княгиня! — Зимобор кивнул. — Заходи в дом, поговорим, зачем приехала.
— Ты — смоленский князь? — спросила женщина. Голос у нее был глуховатый, но по-русски она говорила правильно.
— Я. Сойди с коня, не бойся, не обидим. Что на холоде стоять, мы и так всю ночь мерзли.
Отрок помог княгине спуститься, и вслед за Зимобором она вошла в дом. Здесь было так тесно и душно от множества стоящих, сидящих и лежащих людей, что княгиня в замешательстве остановилась на пороге истобки, — даже чтобы пойти через сени, ей пришлось переступить через нескольких спящих.
— Эй, народ, расступись, дай где княгине сесть! — крикнул Зимобор.
Кмети неохотно зашевелились, стали с любопытством оборачиваться — что это за княгиня такая?
Наконец усилиями Судимира и двоих отроков удалось освободить скамью и даже покрыть ее чьим-то медвежьим полушубком. Княгиня села и сложила руки на коленях.
— Угостить особо нечем, не взыщи, — сказал Зимобор. — Каши можем дать, если голодна. Ты-то хоть, матушка, ночью не воевала?
— Я не голодна. Я приехала за другим.
— За чем?
— Твой человек, Красовит, сын Секача, у меня.
Поразмыслив, княгиня решила не брать сразу Красовита с собой, а привлечь его к переговорам уже в качестве участника, а не товара на обмен, только если смоленский князь заупрямится.
— Вот дела! — Вспомнив про Красовита, Зимобор хлопнул себя по коленям. — Живой?
— Живой. Ранен. И с ним трое его людей.
— А Игрелька где? Окладина дочка? Тоже у тебя?
— Тоже
— Не отказался бы. И Красовита тоже. А на обмен что хочешь?
— Я потеряла моего сына, князя Сечеслава. — Княгиня опустила глаза. — Если он у тебя, отдай мне его, живым или...
Она запнулась, не в силах выговорить слово «мертвый» по отношению к родному сыну.
— Один он у тебя? — сочувственно спросил Зимобор.
— Да. — Княгиня еще ниже опустила голову, стараясь справиться с собой.
— Как же ты сюда попала, а, княгиня? Ты родом откуда?
— Из Хорезма. Один человек привез меня сюда как свою... жену. — Княгиня снова запнулась, и Зимобор догадался, что эту «жену» тот неведомый человек просто купил и таких «жен» у него был еще десяток. — Здесь его торговый караван разграбил князь Вершина и взял меня вместе со всем товаром и людьми. Он полюбил меня и назвал своей женой. — Женщина горделиво подняла голову. — Моему сыну он дал княжеское имя и назвал его полноправным наследником наряду с другими. Мой сын — любимый сын князя Вершины, и князь оставит ему свою власть и земли. Сейчас он у тебя. Я хочу знать, какой выкуп ты хочешь получить за него или... за его тело, — тихо закончила она и снова опустила глаза.
— Мертвецами не торгую — живой он, живой, — ответил Зимобор. — Даже вроде не ранен особо, так, по голове вчера получил, оттого и с коня свалился. Да, а чего он от меня хотел? Зачем напал?
— Ты отнял его невесту. — Княгиня взглянула на него, и в глазах ее появилось обвинение. — Дочь Оклады с реки Жижалы была просватана за моего сына. Ты забрал и девушку, и ее приданое. Мой сын должен был вернуть то, что ему принадлежит.
— А откуда узнали? — вставил Жилята.
— Вас видели в Селиборе...
— Даровой! — воскликнул Жилята, имея в виду: «а я что говорил».
— Дочь князя Вершины, Лютава, видела там и тебя, княже, и невесту. Она рассказала нам, что мы ограблены.
— Я говорил, не надо было девку выпускать, — напомнил Судимир.
— Попробовал бы кто-то ее не выпустить. — Княгиня усмехнулась. — Их мать была знатная чародейка и зналась с самим Велесом. Говорят даже, что все ее дети рождены от Велеса... Однако почему-то они тоже хотят получить долю наследства князя Вершины, хотя он, получается, вовсе им не отец! — добавила она.
И Зимобор прямо как живую услышал в ее голосе княгиню Дубравку, которая тоже вот так выискивала всевозможные основания и предлоги, лишь бы доказать, что никто, кроме ее детей, не имеет права на наследство князя Велебора. И невольно ощутил расположение к неведомым ему детям чародейки — как к товарищам по несчастью.
— Ну, мать, давай торговаться! — Он сел поудобнее и опять хлопнул по коленям. — Что предложишь?
— Я верну тебе твоего воеводу и девушку.
— Красовит — хорошо, но он мне не брат и не сват. Глаза бы мои его и его батяню не видели... А девку — я таких еще десяток найду, и с родом, и с приданым. Вот только сын у тебя один, и второго ты уже, пожалуй, нигде не раздобудешь. Мало даешь, матушка.