Зеркало Иблиса
Шрифт:
Он с еле слышным стуком поставил на стол фигурку кошки, искусно вырезанную из черного ноздреватого камня. Зверек словно бы настороженно замер, приподняв лапу и изогнув спину.
Кот, лежавший на коленях у Богера, отреагировал на появление искусственной кошки странновато. Он вскочил и спрятался за Макса. Потом с округлившимися глазами высунул из-за его ноги свою мордочку. Подошел к фигурке ближе и осторожно тронул ее мягкой лапкой. И только убедившись в ее безопасности, вернулся в свое исходное положение.
– Безделушка, – оценил Каунитц.
– Красиво, – сказал Фрисснер. – Зачем она тебе?
– Старикан сказал,
– Ага. Спасает не такая штука, а хорошая артподготовка или появление парней Толстого Германа, – хмыкнул Каунитц.
– Ну вот и жди их, а я купил себе вот эту кошечку. – Макс полюбовался на фигурку и спрятал ее в карман. – А что там поделывает наш профессор?
– Полагаю, спит, – сказал Фрисснер. – Хотя… Пойду навещу его.
Он обулся и направился к Замке, которому выделили маленькую комнатку напротив. Дверь была не заперта, ученый сидел за столом и что-то читал при свече, набросив куртку на плечи.
– Извините, – сказал Фрисснер, когда тот оглянулся на скрип половиц.
– Ничего страшного… Который час, господин капитан?
– Около двенадцати.
– Пора спать… Мы ведь завтра выезжаем?
– Наверное. Полковник Боленберг завтра в девять ждет меня, надеюсь, все уже будет готово. Кстати, я хотел бы взять вас с собой. Оцените технику…
– А что он нам предлагает?
– Итальянские машины. Такие тупорылые грузовики и легковушку, о которой сказал, что ее делали специально для Африки…
– Ну и берите. Господин капитан, я не механик, разбираюсь в этом очень слабо… Но мы с отцом использовали именно такие. Если я вам понадоблюсь утром, будите меня безжалостно. А сейчас я, с вашего разрешения, посплю…
Но поспать в эту ночь им не совсем удалось. Британская авиация бомбила Триполи, бомбы рвались в нескольких кварталах от дома, но казалось, что все они летят прямо сюда. Фрисснер, не раз попадавший под бомбежку и в полевых условиях, и в городе, вывел всех в сад и загнал в вырытую еще, наверное, итальянцами щель. Она была накрыта листами фанеры. Вглубь Фрисснер поместил ученого, закутанного в одеяло. Замке прихватил с собой рукопись, и Фрисснер не стал возражать. Богер тут же, по обыкновению, уснул, а Каунитц ворчал что-то по поводу «проклятых томми», которые не дают спать и отдыхать.
Бомбежка длилась с четверть часа, однажды над самым домом на бреющем прошел чей-то самолет – то ли немецкий, то ли британский истребитель из сопровождения «бомбеев» и «уитли». Закончилась она в три часа ночи, но еще минут пятнадцать они просидели в щели. Потом Фрисснер разбудил Богера, и все четверо вернулись в дом.
Поднимаясь по темной лестнице, Фрисснер подумал, что их тройка, кажется, опять превратилась в четверку, как в благословенные времена «Эббингауза». Вместо Хоффмана – Замке. Кощунственно, но в ближайшие месяцы им придется жить, работать, а может быть, и воевать вчетвером.
Вчетвером против всех.
15
Брось, что у тебя в правой руке, пожрет оно то, что они создали;
Но не страшись и будь решителен.
Над столом
Альберт Шпеер [20] хотел было прихлопнуть ее ладонью, но не стал этого делать – кто знает, как среагировал бы фюрер… Муха – не слон, и пусть о ней заботятся люди из обслуги.
20
Шпеер, Альберт – рейхсминистр вооружения и военной промышленности.
Муха, словно прочитав мысли Шпеера и догадавшись о полной своей безопасности, уселась на бювар и принялась чистить крылышки. Шпеер с трудом отвел от нее взгляд, и вовремя: Гитлер смотрел на него и, казалось, готов был что-то спросить.
Но фюрер ничего не спросил.
– Этот человек мне очень понравился, – сказал он решительно. – Я назначаю его своим статс-секретарем.
Речь шла о докторе Ганценмюллере, молодом советнике имперского управления железных дорог, которого Шпеер только что представил Гитлеру. Фюрер давненько подумывал – вернее, ему внушил это тот же Шпеер, – что неплохо бы заменить старого шестидесятипятилетнего статс-секретаря кем-нибудь помоложе из подающих надежды. Рейхсминистр транспорта Дорпмюллер был категорически против, чему не приходилось удивляться – Дорпмюллеру самому было семьдесят три, но кто, в конце концов, прислушивался к его мнению?
«Дорпмюллер, Ганценмюллер… Интересное совпадение, – подумал Шпеер. Старик будет недоволен, подумает, что я издеваюсь. Это нехорошо, нужно было подумать раньше. Теперь уже поздно. После слов фюрера ничего не изменишь, ну, оно и к лучшему. Разбираться с железными дорогами все равно надо – то, что сегодня творится на занятых нами русских территориях, никуда не годится».
Накануне Шпеер предложил Гитлеру вначале посоветоваться с рейхсминистром транспорта, но Гитлер был категоричен:
– Ни в коем случае! Никто из них не должен ничего знать. Я просто вызову вас, господин Шпеер, вместе с вашим кандидатом в ставку. А имперский министр транспорта пусть приедет отдельно от вас.
Сейчас старик Дорпмюллер околачивался в приемной, прекрасно понимая, о чем тут идет речь и зачем Шпеер привел с собой молодого советника. А вот Ганценмюллер о присутствии рейхсминистра не знал и потому держался молодцом. Не робел, беседовал с фюрером спокойно и деловито, показал прекрасное знание проблем железной дороги. Другие участники совещания одобрительно переглядывались, фельдмаршал Мильх задумчиво кивал.
«Не исключено, что Гитлер принял решение заранее, еще когда ознакомился с российскими подвигами Ганценмюллера, где тот наладил практически безнадежно парализованное движение поездов между Минском и Смоленском. Это вполне в духе фюрера».
– В прошлую зиму мне пришлось решать проблемы, – продолжал между тем Гитлер, – с которыми я никогда в жизни не сталкивался. И так называемые специалисты, и люди, занимающие ответственные посты, то и дело твердили: это невозможно, это не получится. Больше я не потерплю подобных суждений! Истинные руководители всегда решали и решают любые проблемы. И ни с кем особенно не церемонятся. И меня совершенно не интересует мнение потомков о моих методах. Мы должны выиграть войну, в противном случае Германию ожидает гибель. Вот единственное, что меня волнует.