Зеркало, или Снова Воланд
Шрифт:
От этого нереального ощущения даже дыхание перехватило, и на мгновение показалось, что вот сейчас можно запросто тронуться рассудком… Просто сойти с ума… И тут же он вновь услышал голос могущественного собеседника:
— Дмитрий Владимирович, прошло уже сто шестьдесят лет, как вы ушли из жизни, — медленно произнес «Воландин». — Завершили ли вы работу над переводом «Фауста», и чем вы сейчас занимаетесь?
— Да, — не изменяя гордой позы, ответил молодой человек, — как вы и просили, я полностью перевел это произведение… Но многое из того, что я сделал, меня до конца не удовлетворяет. Я чувствую, что эту работу могу выполнить гораздо лучше, и пробую изменить некоторые места в тексте, чтобы по возможности максимально приблизиться к оригиналу…
— Благодарю
Шумилов заметил, как по лицу призрачного гостя мелькнула тень удовлетворения. Он чуть наклонил в знак согласия крупную голову, еще больше выпрямился, и в гулкой тишине, будто со старой пластинки, зазвучал его печальный голос:
Природа не для всех очей Покров свой тайный подымает: Мы все равно читаем в ней, Но кто, читая, понимает? Лишь тот, кто с юношеских дней Был пламенным жрецом искусства, Кто жизни не щадил для чувства, Венец мученьями купил, Над суетой вознесся духом И сердца трепет жадным слухом, Как вещий голос, изловил! — Тому, кто жребий довершил, Потеря жизни не утрата — Без страха мир покинет он! Судьба в дарах своих богата, И не один у ней закон: Тому — процвесть с развитой силой И смертью жизни след стереть, Другому — рано умереть, Но жить за сумрачной могилой!..Он закончил читать стихи и стоял безмолвно, словно что-то ожидая…
— Спасибо, Дмитрий Владимирович, — проговорил «Воландин», — я вполне доволен. Не смею вас больше задерживать. Вы тотчас же можете вернуться к своим прежним занятиям. Думаю, что через некоторое время мы с вами еще увидимся…
Молодой человек едва заметно кивнул головой и, сделав вперед четыре шага, растаял в желтом сумраке у окна. Голубое сияние тут же прекратилось, а лампочка, вновь вспыхнув, залила помещение ярким светом.
Валерий Иванович сидел, не шевелясь, как завороженный, под впечатлением только что увиденного. Еще мгновение назад он был сопричастен, был совсем рядом, всего на расстоянии вытянутой руки от волшебства и великой тайны, недоступной взорам и пониманию никого другого. Это было так необычно, так волновало и наполняло каким-то новым, неизведанным чувством… чувством осознанности того, что только ты один в мире, лишь один из сотен миллионов и миллиардов живущих людей смог благодаря фантастическому стечению обстоятельств увидеть и узнать совершенно не доступное никому…
— Я вижу, что появление Дмитрия Владимировича произвело, любезнейший,
— Да… что и скрывать, впечатление сильное, — отозвался хозяин квартиры. — Такое не по годам взрослое выражение лица… словно перед тобой не юноша, который по возрасту вполне годится тебе в сыновья, а… какой-то умудренный опытом философ-мыслитель… Странное ощущение…
— В своей оценке, дорогой мой, вы не ошиблись и не одиноки, — удовлетворенно заметил «Воландин», — и это не беспочвенно. Я вам должен сказать, что при вскрытии могилы Веневитинова в тысяча девятьсот тридцатом году, находящейся в Москве в Симоновском монастыре, череп его при детальном обследовании крайне удивил антропологов своим сильным развитием. Вывод здесь был однозначный — этот череп явно вмещал в себя мозг выдающегося мыслителя… Так что возраст в вашей жизни для оценки человека — вещь довольно относительная. Возраст — это всего лишь количество прожитых лет. Он никоим образом не может говорить о взглядах человека и глубине познания им жизни. Разве можно сравнить знания об окружающем мире капли воды в застойном пруду и капли воды в бегущем ручье?
И только гость успел закончить свою последнюю фразу, как в ночном воздухе у окна послышался легкий шум крыльев, и в открытую форточку влетела и опустилась какая-то крупная черная птица размером с большую ворону. Шумилов тут же вскочил с места и, подбежав к окну, замахал на непрошеную гостью рукой: «Этого нам только не хватало… А ну, кыш, а ну пошла отсюда! Кыш я тебе говорю!..»
Но грозные окрики хозяина квартиры на птицу абсолютно не подействовали, и она, спокойно наблюдая за ним, лишь крутила головой и поблескивала бусинками черных глаз.
— Вы посмотрите, какая наглая! — озадаченно возмутился Шумилов. — Совершенно не боится, не реагирует, и улетать, по-моему, совсем не собирается!
— Можете и не трудиться, — усмехнулся «Воландин», — она все равно никуда не улетит… Потому что прибыла как раз по назначению, а если конкретнее — то ко мне… Знакомьтесь, Валерий Иванович, рекомендую — обратился он к удивленно рассматривающему птицу хозяину, — это одна из моих помощников — Гарпия. Очень толкова и сообразительна.
Шумилов растерянно уставился на угольно-черную пернатую гостью, которая перескочила с наружной рамы на внутреннюю и, растопырив крылья, наклонила голову:
— Добррой ночи… Какой шумный хозяин, не по-добррому встречает гостей…
Валерий Иванович вытаращил глаза и изумленно посмотрел на «Воландина», а тот, улыбнувшись, пояснил:
— Ничего удивительного в том, что птица разговаривает, как будто бы нет. У вас же обучают говорить попугаев, галок, скворцов и прочих там разных канареек. Так, согласитесь, почему же приближенное ко мне существо не может обладать теми же самыми способностями?..
— Прравильно, мессир, почему?.. — протараторило приближенное существо.
— Не мессир, а Петр Петрович, — нравоучительно поправил ее «Воландин», — я же всем вам категорически запретил, пока мы здесь, так меня называть. Не заставляй меня повторять!..
— Пррошу прощения… Петрр Петрович, — извиняющимся тоном отозвалась пернатая гостья, — непрременно испрравлюсь…
— Да я… ничего и не имею против, — откликнулся на реплику «Воландина» хозяин квартиры, — просто очень уж неожиданно… встретить говорящую… да еще так хорошо птицу.
— Спасибо за комплимент… прривыкайте, — ответила Гарпия и слетела на подлокотник кресла к «Воландину».
— Вы, Валерий Иванович, не обижайтесь на это едкое на язык существо. Они с Бегемотом… два сапога пара, да еще и Аллигарио к ним в придачу. Вот когда все втроем собираются, просто дьявольское терпение на них нужно… Ну чего у тебя? Давай выкладывай… — обратился он к птице.
— Записка, ме… Петр Петррович, — глухо проронила Гарпия и подняла свою правую ногу, вокруг которой была обернута и привязана ниткой небольшая серая бумажка.
«Воландин» отвязал записку и, развернув ее, прочитал.