Зеркало, или Снова Воланд

Малыгин Андрей Борисович

Павел Васильевич отчаянно замахал рукой на вошедшего, давая понять, что его присутствие здесь сейчас совершенно неуместно и чтобы тот немедленно удалился. Но требование его осталось невыполненным, и пришедший никуда не ушел.

— Извините, но я вас не очень-то понял, Лев Петрович, — проговорил он конфузливо, приглаживая волосы на голове.

— Да я насчет твоей прокламации о премировании. Слушай, в который уж раз убеждаюсь, что от скромности ты, Павел Васильевич, никак не помрешь. Ты там со своими поддужными вперед паровоза, то есть производства, на тройке вороных летишь. Только пыль за тобой столбом. Сегодня-то, сам понимаешь, у

меня есть веский повод твои цифири оставить без изменений. Но в следующий раз ты все же поимей хоть каплю гражданской совести. С такими каракулями ко мне больше не приходи.

А в это же самое время Бородкин, зажав микрофон трубки рукой, резко повернулся к вошедшему и, сделав дикое выражение лица, пронзительно закричал:

— Я же сказал, мать вашу, немедленно выйдите! Видите, я с генеральным директором разговариваю! — и тут же, отвернувшись, снова подобострастно заулыбался:

— Я вас понял, Лев Петрович. Заранее большое спасибо вам за исключительно справедливое решение и мудрые напутственные слова. Ваши пожелания, Лев Петрович, для нас — самый высочайший закон.

Видимо, все же что-то расслышав, Орлов тут же переспросил:

— Ты что, там не один? Ты с кем там еще разговариваешь?

Павел Васильевич хотел было, находясь в сильном раздражении, по своему обыкновению выпалить, что приходят тут всякие болваны без приглашения. Но вместо этого почему-то произнес:

— Да рабочие, Лев Петрович, тут подошли по одному неотложному вопросу. Я их сам вызывал.

Заканчивая разговор, Орлов тут же бросил напоследок:

— Ну ладно, давай там занимайся с гегемоном. Когда закончишь, перезвони.

Павел Васильевич, довольный полученным результатом, аккуратненько повесил трубку на место, и тут его мысли наконец-то пришли в согласие со словами. Он повернулся к вошедшему упрямцу, какому-то очкарику с пробором посередине головы, приблизился на пару шажков и возмущенно заорал:

— Я что сказал, мать твою за ногу?! Чтобы вы немедленно вышли отсюда, понимаешь! Черти что! Не даете нормально с директором переговорить. Что, я вам попугай, что ли, что б по сто раз одно и тоже долдонить! В чем дело? Кто вас сюда приглашал? — и сам тут же ответил: — Я вас сюда не приглашал… И вижу вас первый раз в жизни, понимаешь…

— Я приглашал, — раздался тяжелый бас у Бородкина за спиной.

От неожиданности хозяин кабинета даже вздрогнул и, обернувшись, с изумлением увидел на своем месте одетого в отличную серую тройку какого-то незнакомого мужчину в заломленном на ухо сером берете, а вместо галстука с бабочкой в мелкий горошек. Лицо сидевшего в кресле показалось как будто знакомым, но припомнить его сейчас Павел Васильевич был не в состоянии. А неизвестный, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Да, драгоценнейший вы наш Павел Васильевич, это я счел нужным его пригласить. И должен сказать, что в отличие от вас это очень почтенное лицо. Рекомендую. Мой помощник Тарантул.

Совершенно ничего не понимая, откуда вдруг взялся этот прифранченный тип, да еще нахально уселся в его руководящее кресло, Бородкин, как баран, посмотрел на него, а затем гневным голосом снова бросился в наступление:

— Какой такой еще Тарантул, понимаешь? Что за дурацкая галиматья? Это что, кличка блатная? А, собственно говоря, вы-то кто такой и по какому праву ведете себя так… бесцеремонно? Да я сейчас милицию позову… — и Павел Васильевич сделал попытку прорваться к двери, но путь ему преградил какой-то неизвестный

здоровяк в кепке и клетчатом пиджаке.

Окинув взглядом бесстрастное широкоскулое лицо парнины, его мощную, проступающую через одежду грудь, Павел Васильевич понял, что шансов осуществить задуманное у него, пожалуй, маловато.

А загорелый самозванец, без всякого зазрения совести оккупировавший его почти что родное руководящее кресло, поблескивая желтым металлом во рту, терпеливо продолжал:

— Во-первых, никакая это не кличка, остроумный вы наш, а самое обыкновенное имя. Как, к примеру, ваше или мое. Так его просто зовут. Во-вторых, милицию звать не рекомендую, потому как она вам, разудалый вы наш, ничем не поможет. Ну, а в-третьих, кто я? — он задумался на мгновение и печально вздохнул. — Было бы попроще вам это все объяснить, если бы вы кроме периодической печати в виде газет читали хоть какую-нибудь приличную литературу Ну, к примеру, что-нибудь из Михаила Афанасьевича Булгакова. Я уж не говорю об известнейшем сочинении старика Иоганна Вольфганга Гете. А так как вы человек невежественный, неверующий и глубоко безнравственный, то мне затруднительно вам это объяснить. — Неизвестный весело улыбнулся и, погладив пальцем ниточки усов, произнес: — Ну, предположим, что лицо, обладающее компрометирующей вас информацией.

Павел Васильевич, подозрительно поглядывая исподлобья на говорившего и находясь еще под впечатлением разговора с директором, попытался вновь перейти в наступление:

— Какой такой, понимаешь, информацией? Не на-адо, перестаньте. Зачем из меня идиота лепить! Да я вижу, что это какой-то наглый, бессовестный шантаж, а вы просто… зарвавшийся шантажист!.. Попрошу сейчас же очистить помещение! — закончил он преувеличенно требовательно и бодро.

При этих словах, вопреки ожидаемой реакции, лицо сидевшего в кресле еще больше смягчилось и он, откровенно улыбаясь, произнес:

— Ну вы меня и развеселили… Премного благодарен. Но скажите, наичестнейший вы наш Павел Васильевич, и для чего же мне вас шантажировать-то? Мне это вроде бы как-то не к лицу. В отличие от вас я такими вещами не занимаюсь. Так ведь, Галактион?

— Знамо дело, для вас это занятие никак невозможное, — неуклюже буркнул парень в клетчатом пиджаке.

— Вот видите. А я что говорил! А ты с этим согласен, Тарантул? — обратился сидевший в кресле к очкарику с пухлым портфелем.

— Я точно также нисколько не сомневаюсь, что сказанное вами заслуживает абсолютного доверия. Я бы сказал, что иное просто исключено. В то же самое время не могу не заметить, что произносимые этим субъектом слова не стоят даже и блошиного укуса, потому как этот самовлюбленный и спесивый индюк большой трус, похабник и лжец. — При этих словах Бородкин нервно задергал левым плечом и еще больше покраснел. — И я считаю своим долгом заявить, что его надо бы, пожалуй, как следует проучить.

— Что такое, что такое, — с испугом в глазах затараторил Бородкин, — вы это бросьте! Это вам не какая-то там шарашкина контора. Это передовое государственное предприятие, понимаешь, а я ответственное должностное лицо… Да вы знаете, что за это будет? — и он попытался еще раз прорваться к двери, но от подставленной ноги Галактиона споткнулся и рыбкой полетел на обшарпанный паркет.

От сильной боли Бородкин болезненно сморщил лицо и, схватившись за правую коленку, увидел рядом еще какого-то рыжего мальчишку-пионера, участливо наклонившегося над ним.