Зеркало Кассандры

Вербер Бернард

Она нападает на одного из наемников сзади, спрыгнув из вентиляционного люка. Она убивает его, действуя ногтями и зубами. Оружие первобытных людей дает ей некоторое преимущество. Коммандос никак не ожидают того, что слабая, безоружная девушка может быть столь опасной.

Четвертый.

Пробабилис, кажется, учитывает проснувшийся в ней талант убийцы — вероятность ее смерти отныне не поднимается выше сорока пяти процентов.

В нескольких шагах от зала управления появляется человеческая фигура. Кассандра уже готовится

к прыжку, но вовремя узнает Кима. Он держит в руках нунчаки со стальной цепью. Кореец уверенным жестом оглушает приближающегося солдата и завершает свою победу ударом ноги в пах.

Неожиданно под сводами здания раздается громкий голос:

— Сдавайтесь, или мы ее убьем!

Кассандра видит, что террористы схватили Эсмеральду. Они заломили ей руки за спину, и главарь забавляется тем, что, разорвав ей корсаж, засовывает свой пистолет в ложбинку выреза.

227

Ладно, по крайней мере, мы можем сказать, что пытались замедлить продвижение хищников. Я чувствую усталость.

Пусть другие герои придут нам на смену.

228

Люди в черном включили систему переработки мусора.

Обитателей Искупления связали кожаными ремнями и бросили в вагонетку, установленную на рельсы. По воле главаря террористов вагонетка движется к дробилке-уплотнителю с минимальной скоростью. Несомненно, для того, чтобы продлить мучения пленников.

Кассандра понимает, что их ждет участь бытовых отходов.

Их измельчат.

Уплотнят.

Магнит удалит из общей массы металлические детали.

А затем их сожгут.

Девушка с большими светло-серыми глазами думает о том, что даже самый опытный эксперт не сумеет опознать ни одного фрагмента их тел.

Этот промышленный сверхсовременный мусоросжигатель — идеальная машина для совершения преступлений без малейших следов.

Над ними висят по-прежнему работающие камеры. Вероятность умереть в ближайшие пять секунд подскакивает до шестидесяти трех процентов. Они тщетно пытаются развязать ремни, высвободиться они не могут. Вагонетка, поскрипывая, едет по рельсам под смех солдат.

В конечном итоге, террористы просто неправильно воспитаны. Ведь, если вдуматься, все рождаются свободными, равными в правах, все изначально обладают одинаковым генетическим капиталом. В каждой культуре, в каждом народе, независимо от цвета кожи, встречается какое-то число эгоистов и какое-то число людей великодушных. Одних воспитывают солдатами, при помощи пропаганды учат подчиняться, убивать, не иметь собственного мнения. В других развивают способность мыслить самостоятельно и творить. Исходный материал один и тот же. За все отвечают родители. Эти ребята из посольства — не бедняки, не уроды, они не ведали особых невзгод. Но их сознание не было открыто. Для них убивать — значит избавляться от непохожих на себя. Так их воспитали.

Они

не размышляют, они запрограммированы на ненависть и убийства, словно змея Фетната. Их практически невозможно переориентировать.

Мы не должны их ненавидеть. Им можно только посочувствовать.

Вагонетка слегка замедляет ход. Но вероятность умереть в ближайшие пять секунд остается на уровне шестидесяти восьми процентов.

Род человеческий постоянно развивается. Передовое меньшинство стремится вперед, не зная, ни куда оно движется, ни что нас ждет за поворотом. Оно бредет неуклюже, на ощупь. Оно полно сомнений. А в это время основная масса, состоящая из реакционеров, тянет человечество назад, будя в нем самые низменные инстинкты. Масса действует эффективно и совершенно уверена в себе.

Эсмеральда дергает ногами. Орландо стонет, когда ее колено попадает ему в живот.

Итак, я умру, не зная, что родители сделали с моим мозгом. Я никогда не пойму, что такое «Эксперимент номер двадцать четыре». Очень жаль.

— Я никогда не занималась любовью, а мы сейчас умрем. Расскажи мне, как это бывает, — шепчет девушка на ухо Киму, лежащему поперек ее тела.

— Что значит — как это?

— Акт телесного слияния.

— Ты думаешь, что сейчас подходящие время и место?

— Да.

Орландо, Эсмеральда, Шарль и Фетнат, лежащие в другом конце вагонетки, делают вид, что не слышат их разговора. Ким пытается найти нужные слова. Скрип вагонетки отвлекает его.

— Ты помнишь, как мы пробуждали пять чувств?

— Это то же самое?

— Нет, как раз не то же самое. Это как еще одно чувство. Как описать вкус сахара тому, кто ел лишь соленую пищу?

Даже скорее, как описать свет слепому? Что такое симфония для глухого?

— Так ты не можешь объяснить?

— Я могу попытаться, но у меня не получится. Ты помнишь, какое наслаждение ты испытала, когда была голодная и ела пирожное?

— Да.

С Шарлоттой.

— Но и это не совсем то.

Ким умолкает, а цифры на часах продолжают расти. На циферблате уже восемьдесят один процент.

— Честно говоря, я тебе соврал, — признается юноша. — У меня никогда не было подружки. Я только один раз занимался сексом. С проституткой.

— И что?

— Ты очень хочешь узнать?

— Да.

— Ничего особенного. Я так волновался, что у меня не встал.

Ким переводит дыхание.

— Я думаю, что в каком-то смысле я тоже девственник. Чтобы понять, как это бывает, нужно любить.

— Ну надо же! — усмехается Эсмерадьда. — Они невинны. В семнадцать лет. Оба.

— Как это прекрасно, — вздыхает Орландо, морщась от боли.

Вагонетка продолжает медленно катиться по рельсам.

— Ладно. Слушай. Я тебя ненавидел. Хотел убить. И спас тебе жизнь. Ты меня раздражала. Но сейчас, поскольку все уже, кажется, заканчивается, я должен сказать, что я тебя люблю. Поцелуй меня.