Зеркало теней
Шрифт:
Разбив бушующую грудь,—
Как все земные водопады,
В заливе мирном потонуть.
26 августа 1909
Brienz
НА ЛЕДНИКЕ
И вы, святыни снега, обесчещены,
Следами палок осквернен ледник,
И чрез зияющие трещины
Ведет туристов проводник.
Но лишь свернешь с дороги предназначенной,
Туда, где нет дорожек и скамей,—
Повеет мир, давно утраченный,
Среди оснеженных камней!
Быть
Кто дышит в Альпах прежней тишиной.
Вершины царственно-соседние
Одеты влажной синевой.
Парит орел над скалами точеными;
Настороживши слух, стоят сурки;
Объяты рамами зелеными,
Синея в блеске, ледники.
Еще здесь живы замыслы Создателя,
Искавшего торжественных услад,—
Непогрешимого ваятеля
Непостигаемых громад!
Он, протянув просторы ярко-синие,—
Из черни, зелени и белизны
Творил единственные линии,
Свои осуществляя сны.
1909
Montenvers
В ИТАЛЬЯНСКОМ ХРАМЕ
Vulnerant omnea, ultima necat [5]
Да, ранят все, последний убивает.
Вам — мой привет, бесстрастные часы,
Моя душа вас набожно считает!
Тот — острым жалом вдумчивой осы
Язвит мечты; тот — как кинжалом режет;
Тот грезы косит с быстротой косы.
Что вопли, стоны, что зубовный скрежет
5
Ранят все, последний убивает (лат.).
Пред тихим вздохом, данником часов!
Боль жизни ровно, повседневно нежит.
Все — оскорбленье; дружбы лживой зов,
Объятья беглые любви обманной
И сочетанья надоевших слов…
Ах, многое прекрасно и желанно!
По-прежнему стремлю я руки в даль
И жду, как прежде, с верой неустанной.
Но с каждым днем томительней печаль,
Но с каждым годом вздох тоски победней…
И долгой жизни мне давно не жаль.
Клинок конца вонзай же, час последний!
1912
НА МОГИЛЕ ИВАНА КОНЕВСКОГО
(+8 июля 1901 г.)
Я посетил твой прах, забытый и далекий,
На сельском кладбище, среди простых крестов,
Где ты, безвестный, спишь, как в жизни, одинокий,
Любовник тишины и несказанных снов.
Ты позабыт давно друзьями и врагами,
И близкие тебе давно все отошли,
Но связь давнишняя не порвалась меж нами,
Двух клявшихся навек — жить радостью земли!
И здесь, в стране чужой, где замки над обрывом
Ревниво берегут сны
Где бурная река крутит своим разливом
Ряды поверженных, воде врученных пней;
Где старые дубы и сумрачные вязы,
Как в годы рыцарей, стоят глухой стеной;
Где ночью, в синеве, всемирные алмазы
Спокойно бодрствуют над юной вновь страной;
Ты мой заслышал зов, такой же, как и прежде!
Я радостно воззвал, и ты шепнул: «Живи!
Дыши огнем небес, верь песне и надежде,
И тело сильное опять отдай любви!»
Ты мне сказал: «Я здесь, один, в лесу зеленом,
Но помню, и сквозь сон, мощь бури, солнца, рек,
И ветер, надо мной играя тихим кленом,
Поет мне, что земля — жива, жива вовек!»
13 июля 1911
Segewold
СВЯТОЕ РЕМЕСЛО
Моя напасть, мое богатство,
Мое святое ремесло!
ПОЭТ — МУЗЕ
Я изменял и многому и многим,
Я покидал в час битвы знамена,
Но день за днем твоим веленьям строгим
Душа была верна.
Заслышав зов, ласкательный и властный,
Я труд бросал, вставал с одра, больной,
Я отрывал уста от ласки страстной,
Чтоб снова быть с тобой.
В тиши нолей, под нежный шепот нивы,
Овеян тенью тучек золотых,
Я каждый трепет, каждый вздох счастливый
Вместить стремился в стих.
Во тьме желаний, в муке сладострастья,
Вверяя жизнь безумью и судьбе,
Я помнил, помнил, что вдыхаю счастье,
Чтоб рассказать тебе!
Когда стояла смерть, в одежде черной,
У ложа той, с кем слиты все мечты,
Сквозь скорбь и ужас я ловил упорно
Все миги, все черты.
Измучен долгим искусом страданий,
Лаская пальцами тугой курок,
Я счастлив был, что из своих признаний
Тебе сплету венок.
Не знаю, жить мне много или мало,
Иду я к свету иль во мрак ночной,—
Душа тебе быть верной не устала,
Тебе, тебе одной!
27 ноября 1911
РОДНОЙ ЯЗЫК
Мой верный друг! мой враг коварный!
Мой царь! мой раб! родной язык!
Мои стихи — как дым алтарный!
Как вызов яростный — мой крик!
Ты дал мечте безумной крылья,
Мечту ты путами обвил,
Меня спасал в часы бессилья
И сокрушал избытком сил.
Как часто в тайне звуков странных
И в потаенном смысле слов
Я обретал напев — нежданных,
Овладевавших мной стихов!
Но часто, радостью измучен
Иль тихой упоен тоской,