Зеркало
Шрифт:
— Кыш-ш, — зашипела на пса Туська. Не хватало еще, чтобы прибежал хозяин узнать, что его скотина унюхала. Пес, обиженно понурясь, отошел. В кустах было сыро, грызлись комары. Но Туська просто не решалась подняться в квартиру родителей: вдруг их тоже… изолировали… как тетю. Арестовали, поправила она себя, пусть взрослые лгут и притворяются. А она не станет. Назло
Туська медленно поднялась навстречу. Не кинулась, как всегда, не повисла с визгом, забывая, что взрослая. Ждала.
— Анастасия, — сказал отец. — Нас предупредили, что ты можешь появиться. Идем.
У Туськи дрогнули губы.
— Куда?
Отец (совсем как Антошка) пожал плечами:
— Домой, конечно. Поешь, помоешься. Ты безобразно грязная.
— А меня арестуют?
Брови отца поползли вверх:
— Арестуют? С чего ты взяла? Разумеется, тебя посмотрит врач. Мало чего ты могла подцепить за неделю…
— А тетя?
— Это было недоразумение, — с нажимом произнес отец. — Понимаешь, не-до-разу-ме-ние. Она звонила нам два дня назад, за тебя беспокоилась. Мы тебя к ней отвезем…
— Если захочешь, конечно, — неуверенно вставила мать.
— А зеркало?
Она стояла и ждала, что они ответят, но уже сейчас полз из живота ледяной холодок, потому что Туська заранее знала ответ.
— Понимаешь, так будет лучше. Понимаешь, мы хотим тебе только добра.
— А мне не нужно ваше добро.
Конечно, она могла попытаться им что-либо объяснить… про сказку, и что ее нужно защищать… даже если одна против всех. А они заладят свое. Она может утонуть в их вранье! Ненастоящие. Или это она ненастоящая? Когда она заглядывала в зеркало, то видела там чужую девчонку с ненормальным худым лицом и глазами. Может, они правы, а она ненормальная, когда прячется и всех боится и прячет зеркало, а может, надо наоборот? Она уже почти сдалась и поверила им, когда отец сказал, хватая ее за плечо:
— Ну, хватит! Потом будешь разводить философию. Пошли.
— Я
— Пойдешь. Как миленькая, — отец встряхнул ее, как деревянную марионетку.
— Осторожнее, Андрей!
— Хватит, доосторожничались, — он выплевывал слова, как болотную жижу, в которой лежал под Юр-Тогосом и откуда вынес шрам арбалетной стрелы. — Доигрались в гуманность. С этими учителями, с инновациями. Поздно ее арестовали.
— Кого — арестовали? — переспросила Туська шершавым голосом. В ней словно хрустнуло все, переломилось, окончилось.
— Сельма, — спросила она. — Сельма, да?
И рванулась. Платье лопнуло не плече. Но она была свободна.
Она бежала, как никогда в жизни. Босоножка подвела, ногу вывернуло, и Туська кубарем покатилась с обрыва, обдирая колени и локти, инстинктивно стараясь уберечь заткнутое за резинку трусиков зеркальце. Позади ломала кусты безнадежно отставшая погоня.
Туську выкатило на пирс, к пустому морю и небу, проткнутому насквозь мачтой одинокой яхты. Плача (не потому, что горели синяки и царапины), сползла к воде. Пришла мысль спрятать здесь зеркальце и бежать. Пусть тогда ловят. Но это было бы как предательство.
— Барышня!
Туська резко обернулась.
С яхты свешивался бородатый моряк с трубкой в зубах и пронзительно синими глазами. Таких рисуют на картинках старых книжек: докрасна загорелых, с волосатыми руками и ослепительной улыбкой, они щурят глаза от ветра и зычно изрекают: «Право руля! По бим-бом-брамселям!» Не хватало разве попугая на плече, вопящего: «Пиастры! Пиастры!» Туська попыталась улыбнуться и плеснула водой в лицо, на котором слезы вымыли две светлые дорожки.
— Барышня, не желаете ли составить компанию старому морскому волку?
Вместо ответа Туська стала пробираться к яхте по острым верхушкам камней, торчащих из воды.
Когда подоспела погоня, на берегу уже никого не было, и только яхта резала крылом горизонт.