Зеркальщик
Шрифт:
Восточно-римские императоры, изысканный вкус которых не имел ничего общего с мещански ограниченными предпочтениями немецких архитекторов (те все здания, будь то дворец, кафедральный собор или курятник, строили по одной и той же схеме), с большим удовольствием перенимали характерные черты других стран, изменяя их. Так, деревянные половицы украшали не пол, а потолок. Ковры тоже не лежали на полу, а, как правило, висели на стенах. Колонны, которые в других странах служили для того, чтобы поддерживать здания, здесь могли закончиться на середине и вообще
Все жители Византии обладали правом каждое утро посещать своего императора, если они говорили по-гречески, обладали манерами византийца, исповедовали православие и способны были изложить свое дело за то время, пока опустошается стакан. Хотя Михель Мельцер не соответствовал ни одному из этих требований и дворецкий, который отвечал за протокол, отнесся к нему с недоверием, зеркальщик не отступал. Когда Мельцер прямо заявил, что хочет предложить императору чудодейственное зеркало, ответом был хохот и насмешки; ему пояснили, что император Иоанн Палеолог шарахается от всякого зеркала как черт от ладана.
«Это мне известно, – ответил Мельцер, – но зеркало, которое есть у меня для императора, не обычное, а волшебное и сделано для того, чтобы вернуть человеку радость жизни». После этих слов дворецкий и настойчивый посетитель пустились в такой жаркий спор, что их слова были слышны в комнате, где император, сидя на мраморном троне и грея ноги о старую полосатую кошку, принимал просителей.
Иоанн Палеолог поинтересовался о причине шума и получил ответ, что латинянин или франк – бог его знает, откуда он взялся – хочет с помощью зеркала вернуть императора к жизни. Иоанн был туговат на ухо и не расслышал, с помощью чего должно произойти чудесное исцеление, но любое средство, творящее чудеса, вызывало у него интерес, поэтому он велел привести чужеземца.
Человеку из Майнца никогда прежде не доводилось встречаться с императорами, тем более с восточными, которые к тому же боятся зеркал. Поэтому, приближаясь к мраморному трону, Мельцер держал заветную вещь двумя руками за спиной, одновременно делая несколько неуклюжие поклоны.
Дворецкий Алексиос взял на себя роль посредника между посетителем и императором.
Зеркальщик пояснил, что он приехал из Майнца, где уже достиг значительных успехов благодаря своим чудодейственным зеркалам.
– Зеркала? – переспросил император. – Действительно ли вы сказали «зеркала» и разве не известно вам, что…
– Известно-известно, – перебил Мельцер императора, прежде чем тот успел пуститься в бесконечные рассуждения, – каждый верующий византиец, который к тому же обладает хорошими манерами, знает о предпочтениях его величества, но я хочу предложить императору не обычное зеркало, которое отражает презренную действительность. Мой шедевр шлифовального искусства обладает чудодейственными свойствами: исцеляет больных, а тем, на чьем лице только что были написаны хворь и страдания, придает здоровый
Иоанн Палеолог с отвращением отвернулся. Он, словно тщеславная женщина, не решающаяся посмотреть правде в глаза, искоса поглядел в зеркало. Но постепенно, очень медленно, сияющая поверхность магическим образом стала притягивать его, и император устремил взгляд в зеркало, показавшее ему полное здоровое лицо. Иоанн ощупал свои впалые щеки пальцами, словно не веря тому, что видит, а потом испустил радостный крик. Последний раз подобный звук здесь слышали семнадцать лет назад, когда турки-перебежчики возвестили о смерти султана Мурата, что впоследствии оказалось ложью.
Михель Мельцер увидел восторг императора, который, счастливо улыбаясь, стоял на худых длинных ногах, похожий на аиста. Зеркальщик сделал единственно верный в данной ситуации ход: он подарил чудесное зеркало Иоанну Палеологу. Тот щедро вознаградил зеркальщика и пригласил его на следующий день к себе во дворец. Император поставил только одно условие: отныне Мельцер не имеет права делать подобные зеркала ни для кого, даже для самого себя.
Так у зеркальщика внезапно появилась возможность оплатить долг медику Мейтенсу, но того, равно как и Эдиты, и след простыл.
Потрясенный таким стечением обстоятельств, зеркальщик вернулся в «Toro Nero». Упав на кровать, он дал волю слезам.
И до смерти испугался, когда, открыв глаза, увидел склоненное над ним лицо китайца по имени Лин Тао.
– Я не хотел напугать вас! – Посланник улыбнулся и продолжил на своем певучем наречии: – Не хотите ли немного послушать меня, мастер Мельцер из Майнца?
Мельцер расстроенно ответил:
– Что же мне еще остается? Но что вам нужно?
Лин Тао придвинул стул, расправил свое сверкающее одеяние и начал обстоятельно рассказывать:
– Знаете ли, мастер Мельцер из Майнца, судьба порой изменчива – так говорят, кажется, у вас на Западе. То она благосклонна к вам, то на вас обрушиваются житейские неприятности. В таком случае необходима помощь человека, способного действовать.
Зеркальщик поднялся. Его удивило то, как бегло Лин Тао говорил по-гречески, хотя во время их первой встречи он с трудом подбирал слова. Вероятно, тогда китаец притворялся. Что же он задумал?
Мастер Лин Тао предвосхитил его вопрос, продолжив:
– Видите ли, дом напротив, в который попало ядро турецкой пушки, был необычным домом, хотя там и жили люди…
– Рассказывали разное, – вставил Мельцер, – о чудесах, магии, колдовстве, и многие считают, что вражеское попадание – это Божья кара. Сам я никогда в это не верил. И только когда я своими глазами увидел, что именно спасали от пожара, мне стало ясно: за закрытыми ставнями проводили эксперименты с искусственным шрифтом. Я прав?
Китаец развел руками, словно хотел сказать: да вы уже и сами все знаете! И наконец ответил: