Жалитвослов
Шрифт:
«Не могу найти», — упрямо произнес Нефедов.
«В конец не смотри, — посоветовал Захаров. — Если уж на то пошло, это должно быть в середине. И ищи по алфавиту не только фамилию, но и имя. Имена родителей и место рождения тоже не забудь.»
«Нашел, — сказал Нефедов после этого. — Вот. Чайкин Борис, сын Владимира, сына Петра, сына Федора, сына Чайки Ивана, сына Тимофея… Да тут вся генеалогия!»
«А ты думал, — сказал Колпин. — Кто составлял-то. Родословие — это их конек. А дальше Тимофея?»
«Сына Петра, сына Егора, сына Богдана, сына Микиты…»
«Никиты», —
«Нет, Микиты, тут так написано.»
«Ну ладно, — сказал Захаров. — И дата там тоже стоит?»
«Стоит, — упавшим голосом сказал Нефедов. — Абсолютно правильная… Но тогда ничего не стоило…»
«Нет, Андрей, — сказал Захаров. — В том-то и дело. До этого очень сложно найти правильную статью. Кладей четыре раза предупреждал не тех людей. Только испугал их почем зря. Становится понятно только после.»
Нефедов, продолжавший во время его слов смотреть в книгу, вдруг вскрикнул.
«Что там?» — в один голос спросили Колпин и Захаров.
«Лявонов», — сказал Нефедов.
«Это не тот», — отмахнулся Колпин и тут же спросил:
«Уже?»
«Нет, — ответил Нефедов. — Сегодня.»
«А когда, там сказано?»
«Нет, только день.»
«Я не пойду, — тут же сказал Захаров. — У меня куча дел, и я в это не верю.»
«Да ты никогда не ходил, — произнес Колпин с осуждением. — А дело это божеское, святое.»
«Дело божеское, святое… — усмехнулся Захаров. — Что это за лексика у тебя появилась? Ты что, по святым местам ходил?»
Нефедов встал и начал надевать пальто.
«Мне его совершенно не жаль, — произнес Захаров. — Сам напросился. Вечно лез не туда, куда надо.»
Колпин пригвоздил его взглядом и сказал Нефедову:
«Пошли, я тебя провожу.»
Пока спускались по лестнице, он спросил:
«Это тот самый Лявонов, ты точно проверил?»
«Я чувствую», — тихо сказал Нефедов.
«Что? Что ты чувствуешь? Что он умрет? Или что сумеешь его предупредить?»
«Не знаю, — сказал Нефедов. — Надеюсь, последнее.»
«А знаешь, — вдруг произнес Колпин, — я ведь действительно ходил по святым местам. У святого старца был.»
«И он сказал, что ты одержим дьяволом?»
«Нет. Он даже не вышел ко мне.»
На улице была метель. Ничего не видя из-за летящего снега, Нефедов брел к метро. Холодно ему не было, более того, из-за осознания предстоящего ему было жарко. В метро он сориентировался по карте и долго, с несколькими пересадками, ехал куда-то на окраину города, а затем так же долго пробирался кварталами новостроек… Дверь ему открыла молодая женщина. Лицо ее было испуганно. Увидев Нефедова, она остолбенела.
«Вы к Сергею?» — запинаясь, спросила она.
«Он дома?»
Женщина покачала головой, и глаза ее медленно наполнились слезами.
«Я… не знаю, что происходит. В обед он вышел за сигаретами… а потом вернулся, вбежал в квартиру, весь такой взволнованный, стал собирать вещи.»
«Вещи?»
«Да, чемодан. Я спросила, ты что, привидение увидел на базаре, а он побледнел, накричал на меня…»
«И что же?» — спросил Нефедов, начиная понимать.
«Он сказал, что срочно едет
«Извините», — сказал Нефедов и повернулся, чтобы уходить.
«Может, зайдете?» — спросила женщина, выжидательно глядя на него.
«Нет-нет, я пойду.»
«А что мне сказать, когда он приедет?» — спросила женщина, перегибаясь через перила.
«Мы с ним еще увидимся, — ответил Нефедов. — В Самаре.»
Тем же путем, сквозь метель, мимо высоких многоквартирных домов, возвращался он к метро. «Сестра моя смерть… старый капитан… где твое жало… где твоя победа…» — много самых разных мыслей проносилось у него в голове. Сгущались сумерки, и Нефедов знал, что этот день умирает, навсегда выбывая из календарей. Снег не переставал, хороня всякий след. Нефедов думал о Лявонове, о Колпине, о Насте и о матери. На днях он хотел заскочить к ней, а теперь не знал, как это сделать. Он не мог, как бог. Ему было жаль ее, ему было страшно того, что что-то неизбежно откроется ему, когда он ее увидит, ему стыдно было, что не бывал у нее раньше, он ослабел вдруг. Еле добрался он до дому.
Настя ждала его. Лицо ее было обеспокоено.
«К тебе заходили тут», — произнесла она.
Он повернулся к ней.
«Кто?»
«Он был весь в черном, высокий, худой.»
Он продолжал смотреть на нее. Все мысли вдруг разом улетучились.
«Он оставил тебе записку, — видя его состояние, быстро сказала она. — Сейчас я ее принесу… Да ты раздевайся!»
Он немного успокоился после этих слов. Она записок не оставляет. Настя принесла записку, и Нефедов развернул ее. Было написано:
«Андрей,
Я сегодня же испробовал то, что ты посоветовал, и мне немного полегчало. Меня больше не размывает. Возможно, я вообще перейду в отдел эпиталам. Возможно, я снова вернусь к вере. Спасибо тебе.
Слово «вера» было написано так, что непонятно было, имя это или собственно вера. Нефедов попытался вспомнить, как звали бывшую жену Швеца, но не вспомнил.
«Кто это был?» — спросила Настя.
«Швец.»
«С которым ты учился? Я его не узнала. Он здорово похудел. Чем он занимается?»
«Возвращается к какой-то вере», — ответил Нефедов.
Ночь он спал беспокойно. Его донимали сны: то снилась ему вера в образе святого старца с длинной седой бородой, и Швец говорил ему: «Ведь я люблю ее, понимаешь, люблю!» То какой-то человек, показывая на факс Кладея, говорил: «Этот факс звонит и по тебе!» А под утро приснился Лявонов. Он был весел и возвращался с Самарской ярмарки. «А ты чего туда не поехал? — кричал он на Нефедова. — Там все наши собрались. Вот и твоя фамилия в списке.» Нефедов взглянул: фамилия его действительно была в списке, а напротив ее стояла галочка. Список был Колпина. Он проснулся, не зная, где находится. В окне занимался рассвет.