Жан Баруа
Шрифт:
Жан. Не стоит меня презирать. Верит человек или нет, в сущности, не это важно; самое главное – какон верит или не верит…
Аббат. Но почему, почему это произошло?
Жан. Мне трудно объяснить. Я был религиозен, бесспорно; теперь же я не представляю себе, как я мог верить в бога. Должно быть, сказалось влияние идей, они приходят, как морские течения, и, естественно, увлекают вас за собой… К тому же, это зависит и от характера… Некоторые люди соглашаются гораздо легче других со всем, что им преподносят в готовом виде; они напоминают рака-отшельника, который залезает в первую же пустую раковину и приноравливается
Аббат (мрачно). Занятия наукой– вот что вас погубило… Яд ученой гордыни! И не только вас, но и многих других!.. Люди углубляются в изучение материальногомира до такой степени, что слепнут и забывают о существовании сверхъестественного,а затем теряют и веру!
Жан. Возможно. Когда повседневно имеешь дело с научными методами и многократно убеждаешься в их пригодности для постижения истины, начинаешь думать о том, что стоит применить их и к вопросам религии. (Печально.)Разве я повинен в том, что вера не выдерживает сколько-нибудь серьезного критического анализа?
Аббат (с живостью).Ах, вот оно что! Он теперь все постигает только умом! Критический анализ, разум!А разве не с помощью разумабогословы доказали, что бог и откровение существуют?
Жан (вполголоса).С помощью разума это так же легко и опровергнуть.
Аббат. Но если уж мнеясно, что одного разума недостаточно, чтобы постичь всю тайну догматов, все проявления духовной жизни, что разумом не понять, как решает христианская религия проблему наших судеб, то я, напротив,вижу в этом неопровержимое доказательство существования силы, стоящей над людьми и подарившей им откровениеистины!
Жан молчит.
(Воспользовавшись его молчанием.)Ну, а кроме того, можете ли вы назвать мне хоть одну неоспоримуюнаучную истину, которая бы действительнопротиворечила какому-нибудь из наших догматов? Доказала ли ваша наука, что бога нет?
Жан (решившись ответить).Не совсем.
Аббат. Ага!
Жан. Наука довольствуется доказательством того, что в мире все происходит так, словно вашего личного бога не существует.
Аббат. Но, мой бедный друг, ведь наука, предназначенная исключительнодля изучения законов природы, служит для тех, кто умеетвидеть, самым ярким свидетельством существования бога!
Жан (печально, твердым голосом).О, позвольте, позвольте… зачем жонглировать словами? Из того, что я признаю определенный порядок, определенные закономерности природы, не следует заключать, будто я верую в бога: этим словесным фокусом слишком долго злоупотребляли! Ничего подобного! Пусть мы оба убеждены, что мир подчинен определенным законам, согласен, но мои воззрения, целиком основанные на опыте, несовместимы с утверждениями католической религии, полагающей бога высшим существом, наделенным собственной волей и вполне определенными
Аббат (пылко).С той минуты, как вы открытонаправляете свой разум против христианства…
Жан (с живостью).Мой дорогой друг, мы проспорим до зари и все же не сумеем убедить друг друга. (С улыбкой.)Я очень хорошо знаю, насколько бесплодны эти нескончаемые споры… Пропасть между верующим и атеистом так глубока, что они будут ломать копья всю жизнь и все равно не поймут друг друга. Опытные и сведущие богословы не раз припирали меня к стене. Признаюсь, чаще всего я не находил серьезных доводов для возражений. Но это не могло поколебать моей уверенности. Я твердо знал, что ответесть и, чтобы найти его, достаточно счастливого случая, удачной ассоциации идей или размышлений вечером, на досуге. Доводы? Их можно найти всегда и в пользу чего угодно, стоит лишь поискать…
Аббат делает жест, выражающий полное бессилие.
Жан дружески улыбается, подходит к нему и берет его за руку.
Видите ли, логические доказательства не могут заставить человека изменить свои взгляды; вот к какому твердому выводу я пришел. Логические доводы нужны лишь для подкрепления наших убеждений, и убеждения эти не зависят, как нам порою кажется, от силлогизмов и рассуждений, а возникают в силу врожденного предрасположения, более сильного, чем любая философия.
По-моему, мы рождаемся с предрасположением к вере или к сомнению, и никакие доводы «за» или «против» тут не помогут.
Аббат не отвечает.
Стало свежо. Быстро вечереет. Солнце превратилось в оранжевую черту, сверкающую сквозь клубы фиолетовых туч, нависших над горизонтом.
Перед ними расстилается ровная зелень молодых хлебов, едва прикрытая пеленой поднимающегося тумана; розоватые отблески умирающего дня и молочный свет луны играют на этом мягком покрывале.
Жан и аббат ускоряют шаги.
Стая воронов с шумом поднимается со скирды соломы и садится вдалеке на черные яблони.
Долгое молчание.
Аббат. А… ваша жена? Что будет с ней?
Жан (просто).Моя жена? Я понял все, о чем рассказал вам сейчас, по меньшей мере три года назад… Ну и что ж? Нет никаких причин что-либо менять…
Аббат с сомнением качает головой.
Разрыв
I
Коллеж Венцеслава.
Восемь часов утра: начинаются занятия.
Жан легко поднимается на кафедру; раскладывает бумаги.
Ученик (подходя).Простите… Господин директор не передавал вам тетрадь для меня?
Жан. Нет. А что такое?
Ученик. Господин директор попросил у меня мои конспекты, вчера вечером… Он сказал, что вернет их сегодня.
Жан. Какие конспекты? Моих лекций?
Ученик. Да.
Жан (отсылает его на место).Нет, мне ничего не приносили.