Жандармский дворик
Шрифт:
– На рассвете 10 марта 1904 года эскадренные миноносцы «Стерегущий» и «Решительный» возвращались в Порт-Артур после ночной разведки, – Икара решила рассказать про «Стерегущего». – Но неожиданно они наткнулись на четыре вражеских японских миноносца. Наши командиры приняли решение избежать сражения, так как силы были неравными. Но прорыв к Порт-Артуру удался только «Решительному», а «Стерегущий» вынужден был принять бой. Русские моряки бились до последнего. Вся палуба миноносца покрылась убитыми и тяжелоранеными, которые при качке беспомощно скатывались за борт. Экипажу удалось нанести значительные повреждения четырём
Мужество экипажа настолько потрясло противника, что в Японии его команде тоже был воздвигнут памятник – стела из чёрного гранита, на которой выведены слова: «Тем, кто больше жизни чтил Родину».
Стало тихо и торжественно.
– Любовь – это главное, что есть у человека, – тихо сказал Рару. – У нас почти не осталось даже эмоций. Если бы вы знали, что это за жизнь, когда тебе не с кем праздновать свой момент рождения, когда тебе всё равно, болит ли у собаки лапа или нет, когда кому-то плохо, а ты делаешь вид, что не замечаешь.
– Ой, значит, у вас не день рождения, а всего лишь момент? – спросила не перестающая удивляться Икара.
– Да, момент. Мы определяем его по звёздам. Но мне сложно объяснить, как. Вы ещё не всё поймёте. Но ведь это не важно, да? – неуверенно произнёс Рару.
– Конечно! – поддержал его Лёша. – Нам всё равно, сколько тебе лет или там, моментов. У нас ведь всё равно всё не так. Главное, как мы относимся друг к другу.
– Ой! А какие у вас красивые цветы, правда! – воскликнула Икара. Она видела, как Рару волновался, и ей захотелось его подбодрить. – Хотя кому же они тогда цветут? – она захлопала глазами. Ей стало жалко и цветы, и журчащую речку, и даже розовое небо.
– Я был с отцом в Александровском парке на открытии памятника, – перебил её Лёша. – Нас сопровождала вся свита, адмирал Григорович, со мной пришли сёстры Ольга и Татьяна, а на Неве стояли корабли и производили салют. Памятник всем понравился. Особенно льющаяся через открытый иллюминатор вода, которая вот-вот должна стать причиной гибели «Стерегущего».
Икара и Генрих переглянулись.
– Лёша, что, был царевичем? – застыл вопрос в их глазах.
Рару кивнул.
– С Лёшей, конечно, случай необычный, – он явно хотел сказать что-то важное, – царей и королей история знает всё-таки не так много, и они вели особую жизнь. У многих среди них была возможность прикоснуться к древним знаниям, которые тщательно скрывали от народа, – он сделал паузу, – а самое главное – у них была власть от рождения, а власть – это сильнейшее желание, и не только… человеческое. Ну ладно, полетели дальше, – вздохнул Рару.
Кирди облетела со всех сторон особняк балерины Кшесинской и остановилась у дома попроще
– А жуки знают, что мы тоже тут? – спросил Генрих. Само собой, все как-то согласились их так называть.
– Надеюсь, нет, – тихо ответил Рару. – они не должны этого знать. Но что-то мне подсказывает, что они здесь неспроста.
– А чего они хотят? – спросил Лёша.
– Вождь фиолетовых хочет уничтожить зелёных, убить моего отца, а потом идти завоёвывать Землю. Жизнь на Земле – это космический эксперимент. Жизнь на Земле – это самый трудный экзамен для души. Постигнув земные законы, поняв смысл и цену добра, выдержав земное испытание, никакое зло во Вселенной душе уже не страшно. Её уже невозможно будет затянуть в чёрную пучину ненависти, убийств, подлости, обмана, предательств, лени. Туда, откуда пришёл их вождь.
– А зачем жукам нужен Золотой диск? – Лёша начал что-то медленно понимать.
Неожиданно ребята очутились в большой комнате, точнее, в кабинете. Кабинет был просторным, с высокими потолками, так что кирди уместилась там без проблем. Покидать их надёжное убежище Рару ещё не разрешал. Это могло понадобиться только в крайней ситуации – когда надо будет осуществить контакт, а пока все только внимательно следили за происходящим изнутри. Вдоль стен стояли набитые до отказа книжные шкафы, везде лежали рулоны бумаги, стояла чертёжная доска, большой письменный стол красного дерева, кожаные кресла. В креслах сидели два человека и оживлённо разговаривали. Один из них был Дангауэр, а второй фон Гоген, потому что Икара сразу показала на него глазами и сказала, кто он такой.
– Понимаешь, Александр Иванович, это не просто личная просьба. Кшесинская вхожа в царский круг, она может передать его величеству это лично, – говорил Дангауэр.
– Но я же должен буду ей всё объяснить, сделать так, чтобы она прониклась, поверила. Она же не будет беспокоить царя по всяким пустякам. Что там такое в этом свёртке, ты хоть, мил человек, объяснил бы. Маша! – крикнул Александр Иванович и одновременно зазвонил в маленький колокольчик.
Вошла Маша, из прислуги, девушка лет двадцати в тёмно-синем платье простого покроя и в белом переднике.
– Чаю и чего-нибудь проглотить нашему гостю на скорую руку, – обратился он к Маше. – А в ресторан мы с тобой как-нибудь в другой раз – очень много работы, никак не могу на этих днях.
– Там спасение, Саша! – взволнованно начал Дангауэр. – Может быть, удастся спасти царевича!
– Это вряд ли, сразу тебе говорю. С Распутиным никакие твои древности не сравнятся. Он сейчас главный целитель, и царица никогда с ним не расстанется. Заходи лучше с другой стороны, не с царевича.
– В этом каменном футляре, Саша, находится очень древний Золотой диск. На нём есть знаки, которые я не могу понять и прочитать, я могу только пересказать, что они значат. О них мне рассказал один пожилой немец, которого уже нет в живых. Последними, кто владел этим диском, были инки, они ещё что-то понимали в этих знаках. Но храм, в котором он находился, был разграблен испанцами, после чего он попал в Европу. Древнее сокровище продали как кусок золота в обычной скупке, но кто-то его приберёг, и каким-то таинственным образом он попал в Российскую империю, – было видно, как Генрих волновался.