Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 2
Шрифт:
Впереди отряда азартно, как будто играясь, бежал рыцарь, которого Клод уже видела и в Шиноне, и в Пуатье. С разгона, он без труда вышиб стальным плечом деревянную дверцу в невысоком заборе и, ворвавшись во двор церкви, первым увидел что-то такое, из-за чего зарычал почти по-звериному. Солдаты же, вбежавшие следом, в первый момент опешили от вида десятка полуголых монахов, которые испуганно жались к стене, теснимые английскими лучниками, грязными от крови и пота. Одежда, которую отняли у клириков, кучей валялась неподалёку, и пара англичан уже примеряла на себя ветхие сутаны.
– Спасите нас! –
Англичане ощерились пиками и секирами.
– Не по карману выбрали одежонку, – сплюнул де Ре. – Французское платье нынче дорого стоит.
Покрепче перехватив меч, он пошёл прямо на англичан, усмехаясь так, что Клод снова стало не по себе.
– За каждую сутану плату беру я. Кровью. Но лучше – жизнью.
Ближний к де Ре англичанин бросил копьё, а освободившуюся руку поднял вверх. Следом за ним и другие, кто сразу, а кто после раздумий, побросали оружие, и девушка облегчённо выдохнула. Больше всего она боялась, что сейчас начнётся резня. Но тут кто-то из французских солдат заметил среди монахов одного, с тонким воем нянчившего руку, у которой была отрублена кисть. Грязно выругавшись, солдат бросился к англичанам и схватил за волосы первого подвернувшегося – совсем молодого рыжего парня с такими же, как у Раймона веснушками. Запрокинув парню голову так, что колени у того подломились, он выхватил из-за пояса кинжал.
– Не-ет! – закричала Клод и закрыла лицо руками.
Но тьма, в которую она опустилась, тут же взорвалась красными, горячими брызгами, и уши затопил мерзкий булькающий звук.
– Не сметь! – сквозь туман ужаса услышала она голос Жанны. – Вы – солдаты Бога, уважайте церковь! Я не позволю устраивать резню на святой земле!
Жанна верхом, со своим победным знаменем в руке, въехала во двор, и Клод не решилась отнять руки от лица. Она только слушала, как таким же новым, как и взгляд, властным голосом девушка распорядилась отправить англичан в город к остальным пленным, и решилась вынырнуть из темноты лишь когда поняла, что Жанна уехала.
Рыжий парень лежал перед ней в луже крови, скрючившись, как младенец в утробе, из-за чего перерезанного горла видно не было…
– Паж? – доплыл до девушки плохо понимаемый вопрос. – Ты ведь паж Девы, да?
С трудом оторвав взгляд от страшного зрелища, Клод посмотрела туда, откуда спрашивали.
Барон де Ре шёл к ней, лениво закладывая в ножны свой меч.
– Орёшь, как девица. Первый раз на войне?
Клод подавила тошноту и кивнула. От боли внутри ей захотелось согнуться и упасть. Но не при этом же господине…
Де Ре подошёл и носком сапога потрогал убитого.
– Жалеешь его?
– Да.
Барон усмехнулся.
– Действительно, почему бы и не пожалеть? Теперь, когда он мёртв, это смогу даже я. Хотя, не подоспей мы вовремя, жалеть пришлось бы не его. И не его одного, а всех этих.
Он обернулся на монахов, часть из которых, уже одевшись, уводила со двора своего изувеченного собрата.
– Он же только что дышал и о чём-то думал.., – еле выговорила Клод. – Всё это слишком жестоко
– Это война, мальчик. Но жестокость она искупает самым сладким ощущением из тех, что я знаю – ощущением победы. Это – он указал на убитого, –
Клод посмотрела на рыцаря. Нет, не шутит. Лицо острое, усмехающееся, а глаза, как у волка, настороженные, ждущие. Говорит, как будто вызов бросает… Вечный вызов жизни, которая требовала от него только побед.
– А что вы познали в первый раз? – спросила она.
Де Ре отвернулся.
– Не помню.
Но, для честного, ответ был слишком быстрым и резким. И, видимо, он сам это почувствовал, потому что глянул на Клод, то ли со злобой, то ли с досадой и сказал, не без издёвки:
– Я на войну не пажом пошёл и визжать при виде крови времени не было.
– А когда впервые увидели смерть, которая вас потрясла, на что времени хватило?
Клод и сама не понимала, зачем задала этот вопрос, но де Ре вдруг побледнел.
Перед его глазами, сама собой, возникла вдруг, никогда сознательно не вспоминаемая, тёмная комната замка в Шантосе, странный, удушливый запах от простыней и гигантские тени по углам, словно духи преисподней, столпившиеся вокруг его умирающей матери и ждущие её последнего вздоха. Он был тогда совсем маленьким и уже успел потерять отца. Но его потерю Жиль перенёс легче, потому что оставались ещё рядом ласковые, родные руки, утешающие и оберегающие… Теперь же эти руки безжизненно лежали на простыне, и, как бы Жиль их ни тряс, как ни пытался согреть дыханием и льющимися слезами, они делались только холоднее и холоднее…
– Твоё какое дело? – процедил он, сжимая кулаки.
Но Клод его ярость словно придала сил.
– Жестока не война, а те, кто воюют, сударь. И, если не хватает времени подумать о жизнях, которые оборвались на ваших глазах, она никогда не кончится! И значит, вы обманываете сами себя, когда говорите, что победа – сладчайшее из ощущений! Что даёт вам эту сладость? Сознание того, что остались живы? Но вы могли бы жить не воюя и находить сладость в чём-то более прекрасном! Или, может быть, это удовлетворение собственной ловкостью и умением сражаться, которые сохранили вашу жизнь, но оборвали другие? Или вы радуетесь тому, что всё кончено, и больше не придётся никого убивать?! Но зачем тогда было это? – Клод показала на убитого англичанина. – Вы ведь даже не знаете, он ли отрубил руку монаху!.. И чему можно радоваться, стоя среди трупов?.. Где то сострадание, которое могло бы заставить вас, хотя бы огорчиться? Ведь каждый убитый сегодня, мог бы жить, если б не обманывал себя тем, что война подарит победу, как лучшее ощущение в его жизни!
Девушка почувствовала, что вот-вот заплачет, замолчала и, не глядя на де Ре, быстро пошла прочь, оставив его в полном оцепенении.
Рыцарь совершенно растерялся. Короткое, страшное детское воспоминание, против его воли вызванное в памяти, странным образом переплелось с этим проклятым англичанином, убитым просто, под горячую руку. Вдруг подумалось, что каких-то лет десять-двенадцать назад эти рыжие вихры так же топорщились на детской головёнке, которую заботливо и нежно прижимали к груди руки ласковые, материнские…