Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3
Шрифт:
– Вспомнили, наконец, да? Ну, так вот я – ещё живая.
Она попыталась поёрзать на стуле, который отозвался жалобным скрипом, но тесное пространство подлокотников зажало обширное тело в тиски.
Мадам Иоланда и оба герцога сели.
– Итак, – тоном председательствующего на королевском совете заговорил Бэдфорд, – её величество я потревожил для того, чтобы получить подтверждение факту, который мы здесь поставили во главу угла.
Бросив хмурый взгляд на мадам Иоланду, он обратился к Изабо:
– Сможете ли вы, мадам, определённо
Изабо тугодумно наморщила лоб.
Её мозг, давно не востребованный ни для каких целей, с трудом пробуждался. Чего хотят от неё эти люди? Какой-то ребёнок… Луи Орлеанский… Да, было что-то этакое, похожее на сон, но так давно… Да и с ней ли это было? Она припомнила давнее отражение в полированной поверхности зеркала так, будто вызывала в памяти образ давно умершего человека. И ночь – ту самую – наполненную криком и смертью… Смертью и криком: «Герцога убили!»
Да, кажется она тогда ждала ребёнка. И рожала его очень тяжело…
Но он ведь умер!
Во всяком случае никакого новорожденного Изабо не помнила. Да и Бог с ним! Сейчас главное понять, как нужно ответить всем этим людям, вызвавшим её к жизни ради каких-то своих целей, до которых ей, давно умершей Изабо, нет никакого дела!
В еле видимых на заплывшем лице глазках загорелась осмысленность.
– А кому это нужно знать?
– Нам всем, – сверля её взглядом ответил Бэдфорд. – И мы хотим услышать правду.
«Ах, правду!» Лицо Изабо раскисло в улыбке. Ещё раз, неторопливо, она обвела всех глазами.
«Правды хотят. Ну-ну! И эта, насквозь лживая герцогиня, тоже, верно, хочет? Ишь, как напряглась… А она постарела… Что-то такое я слышала о ней не так давно… Или не о ней? Ах, да, какая-то девушка, то ли крестьянка, то ли монахиня… Что-то там их связывало с герцогиней… Не помню. Говорили, кажется, что эта деревенщина чуть ли не управляла войсками дурачка Шарля и короновала его… Да, точно так! Я ещё смеялась тогда… Чудо Господнее! Чего же и ждать от дурачка… Но, подождите, уж не моего ли ребёнка эта мадам выдавала за крестьянку?»
Пробуждающийся мозг трудно, но верно заработал.
«А что, с неё станется сотворить такое… Ишь, сидит, как каменная, даже не смотрит… А ведь ей, пожалуй, не выгодно получить от меня подтверждение. Крестьянку ещё можно выдать за чудо, а мой ребёнок такой же бастард, как и тупоумный Шарль, от которого толку мало, но бастард с королевской кровью! Видимо, мадам надеется на мою беспамятность? Зря! Я ещё не до конца умерла и помню многое, ей на беду!»
– Был ребёнок, – скрипнула Изабо. – Мне сказали, что он умер. Но только сказали. Самого ребёнка я не видела никогда.
Она мстительно посмотрела на герцогиню, потом перекатила глазки на Бэдфорда. Выражение его лица королеве понравилось. Явно что-то обдумывая, регент смотрел на лживую Анжуйскую мадам, как показалось,
– Господа ждут от меня чего-то ещё? – спросила Изабо.
Ей безумно хотелось увидеть, как будет посрамлена эта слишком ловкая особа, но въевшийся во всё её существо придворный опыт подсказывал, что в подобном удовольствии ей откажут.
Не скрывая усилий, королева оперлась на подлокотники и выдавила себя из кресла. Ни на кого больше не глядя, приказала:
– Позовите мою дуэнью.
А когда старуха появилась, обмякла на неё всей тушей и зашаркала к выходу.
Герцоги встали, мадам Иоланда не шелохнулась.
Видимо Изабо это почувствовала, потому что в дверях, не имея возможности просто повернуть голову, заколыхалась, заёрзала руками и развернула жирный корпус так, чтобы видеть герцогиню.
– Я доставила кому-то неприятности своим признанием? – спросила она, не скрывая удовольствия.
Никто ничего ей не ответил.
Руан
(апрель-май 1431 года)
Кошон присматривался.
Он выжидал, чуткий, как паук в своей паутине.
С Жанной старался разговаривать любезно, но не настолько, чтобы его новая любезность контрастировала с прежней непримиримой жесткостью. Только однажды, на закрытом совещании членов судейской комиссии, он оборвал Эстиве, который предлагал применить к Жанне пытку. Оборвал с резкостью и страстью, удивившими многих. Но потом, когда уже никто не мог слышать, епископ мягко и душевно попросил старого приятеля так уж не стараться.
– Милорд Уорвик уже высказывал своё недовольство, – с откровенной неприязнью к этому самому милорду напомнил Кошон. – У них там появились новые резоны для того, чтобы нянчиться с этой девкой, как… – он помялся и со смехом закончил, – как с особой королевской крови! Но вы, Эстиве, духом не падайте. Если моё слово что-то для вас значит, поверьте этому слову – лично вам я предоставлю возможность завершить процесс так, как дОлжно! И очень скоро, надо только проявить немного терпения. Позвольте нашим трусоватым теологам терпеть поражения на допросах, и держитесь пока в тени без этих глупостей с пытками, отравлениями и прочей ерундой. Вы меня поняли?
Эстиве задумчиво погладил переносицу, потом кивнул.
– Ваше слово много значит для меня, Кошон.
– Вот и славно.
О том, что Бэдфорд договорился об обмене пленными епископ понял сразу, как только регент вызвал его в свою резиденцию и потребовал полного отчёта о процессе. Кошон изложил всё спокойно, обстоятельно, но не мог не заметить, что на лице Бэдфорда, при явном общем неуспехе суда, отразилось мрачное удовлетворение. Он как-то вяло пожурил епископа за слишком долгое топтание на месте и посоветовал хорошенько подумать над тем, что можно будет предъявить Риму, если там сочтут, что пора вмешаться.