Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3

Алиева Марина Владимировна

– Вы забыли обо мне, Танги.

– Нет, мадам, это вы обо всём на свете забыли.

В наступившей тишине было слышно только назойливое гудение мухи, запутавшейся в соломе на полу.

Мадам Иоланде очень хотелось сказать что-то хорошее, доброе. Что-то о том счастье, которое с ней случилось. О том, что это счастье и их давняя… да, их давняя дружба, а не подчинение его ей, как он, возможно, думает – это звенья одной цепи, разрывать которую нельзя. «Нельзя, Танги, нельзя! – вертелось у неё на языке. – Потому что эта цепь ковалась не нами, иначе был бы выбор…»

Она вдруг снова вспомнила две реки, предсказанные отцом Телло. Может, две реки – это две жизни,

текущие возле неё? Но, как делать выбор между ними, не отрывая какую-то часть от себя?

– Мадам, – вдруг выдавил рыцарь с отчаянной решимостью, – как я сказал, мы с вами можем больше не увидеться, и это даёт мне смелость… а может быть, и право быть откровенным. С самых первых дней я боготворил вас. Впрочем, вы не могли этого не понимать, и всегда были деликатны по отношению ко мне. А мои мечты всегда были скромны… Это отношение к вам таким и останется. Но с недавнего времени… – он с силой потёр лоб рукой. – Простите, мадам, я сейчас чувствую себя, как паломник у поруганной святыни. Человек, который стал вам дорог, несомненно, обладает какими-то достоинствами – иначе было бы совсем тяжело. Но мой долг сказать вам… потому что я знаю, как это бывает… возвысить может только истинное чувство. Всё остальное пачкает и оскверняет. Особенно тех, на кого до сих пор не падала даже тень…

Мадам Иоланда резко встала. Поднялся и Дю Шастель.

Он словно получил вызов на поединок, и теперь смотрел прямо, полный решимости довести его до конца любой ценой. Но смысла в поединке уже не было. Сам того не ведая, Танги нанёс свой удар по самому больному – по тем сомнениям, которые когда-то заставили мечтательную, вопреки всему, арагонскую инфанту спрятаться в рано повзрослевшую женщину. Дать волю этим сомнениям сейчас, а тем более позволить кому-то спустить их с цепи, защёлкнуть которую стоило такого большого труда, означало убить ту девочку безвозвратно. А ради того, чтобы этого не случилось, мадам Иоланда могла бы убить сама.

Поэтому закончила она всё одним ударом.

Снова отвернувшись к окну, герцогиня холодно произнесла:

– Желаю вам лёгкой дороги, господин Дю Шастель. И вы, и я сделали свой выбор. Мой кажется вам недостойным. Ваш кажется мне трусливым. Но, не желая обсуждать свой, я больше ни слова не скажу о вашем… Мой поклон мессиру Артюру… И прощайте.

Монтепилуа

(14 августа 1429)

Наверное, окрестности Монтепилуа немало были удивлены, когда жарким августовским днём их сонный покой нарушили две армии, ставшие друг против друга.

Золотые лилии на знамёнах с одной стороны словно дразнили новеньким шитьём точно такие же лилии на стороне другой. А те в ответ грозили разлапистыми леопардами, которые теснились с ними на одном полотнище³¹.

Бэдфорд, чьё воинство значительно уступало французскому по количеству пехотинцев, стал так, чтобы, в первую очередь, укрепить тыл. Во всём остальном он почти повторил расположение войск при Азенкуре, чем сразу дал понять, что намерен ограничиться обороной. Лучники по флангам ощерились густо вбитыми кольями, а центр заняла тяжелая конница. И хотя, поле между войсками ничем не напоминало грязевое болото Азенкура, французы, несмотря на численное превосходство, тоже атаковать не спешили.

Обе армии стояли не двигаясь.

Шарль выехал перед строем своих солдат немного бледный, но внешне спокойный. Осмотрел вражеские ряды и усмехнулся.

– Они верно думают, что всё на свете повторяется? Или просто боятся напасть первыми?

Военачальники

вежливо улыбнулись. После отставки Алансона – беззлобной, почти дружеской, дескать, «ты молодец, но пусть и другой себя проявит» – многие из них почувствовали растерянность. Действия короля, на первый взгляд вполне логичные, не давали возможности предугадать его следующий ход. О сдаче Парижа, вроде бы договорились, но его величество к столице явно не рвётся. И это несмотря на то, что чудесная Дева, давшая ему корону волею самого Господа, уже не просит, а требует, не получить город из рук врага, а забрать его силой. Особо наблюдательным даже показалось, что чем больше Дева настаивает, тем меньше энтузиазма проявляет король. Однако это назревающее сражение озадачило всех, едва ли не сильнее, чем малопонятное нежелание довести победную войну до конца. С одной стороны – вот оно, то самое долгожданное противостояние, которое может разом всё закончить. Но, немало повидавшим на своём веку военачальникам, да и самим солдатам, этот величавый выход друг против друга двух начищенных, отдохнувших армий, казался какой-то игрой. Турниром, где требуется подождать пока герольды как следует оговорят все правила и разметят границы поля, за которым, если и произойдёт что-то, то всё равно, в зачёт это уже не пойдёт.

Здесь всё было слишком. И более чем удачные позиции, которые заняла каждая сторона, и оскорбления, которыми обменивались солдаты из первых рядов, и которые больше походили на перебранку в каком-нибудь трактире, когда захмелев и вдоволь накричавшись друг на друга, собутыльники обмениваются вялыми тычками и мирно засыпают… Да и бездействие высших командиров, длящееся с раннего утра уже до полудня, напоминало скорее осторожное выжидание купцов на рыночной площади, когда, готовясь к торгу, они присматриваются друг к другу и прикидывают насколько можно задрать начальную цену, чтобы потом уступить без ущерба для себя.

Новый командующий герцог де Бурбон, так же, как все, немного растерянный и бледный, подъехал к королю.

– Ваше величество, не послать ли отряд на разведку? Может быть, их тыл не так надёжен, как кажется, и с флангов следует поставить дополнительные силы. В ходе сражения они могли бы обойти неприятельскую позицию. Это, несомненно, даст дополнительное преимущество и…

Он не договорил, заметив, что король почти не слушает. Оглянулся на других командиров, как будто ждал поддержки от них. Но те предпочли отвести глаза.

Внезапно Шарль словно проснулся.

– А давайте спросим Жанну, – сказал он, почти весело. – Как я знаю, все эти дни она беспрестанно молилась, а значит, её святые обязательно должны были что-то сказать. Где она, кстати? Так рвалась воевать, и вот, когда противник под самым носом, вдруг пропала.

Кто-то подобострастно засмеялся. Но большинство командиров в окружении Шарля воевали с Жанной под Орлеаном и были с ней в Луарском походе, поэтому замечание короля, а более всего тон, которым оно было произнесено, показался им оскорбительным.

– Жанна на позиции, среди своих солдат, сир, – мрачно произнёс Алансон.

– Это мои солдаты, – не оборачиваясь на него, заметил король. – Мои, твои, Бурбона… Девушка из деревни может называть своим только одного солдата – того мужа, которого дал ей Господь. Но, имея мужа она уже не девушка… Или она говорит «мои» о десятке солдат, и тогда она попросту шлюха… Вы так любите нашу Деву, герцог, а сами её только что почти оскорбили.

Повисла тишина. И теперь уже никому не захотелось смеяться, несмотря на то, что король явно желал шутить. На герцога Алансонского старались не смотреть.