Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!»
Шрифт:
Тот кивнул:
– Замается бедная…
Боевые друзья еще долго обсуждали, что только такая глупышка могла напялить на себя полный доспех в походном строю. Остальные капитаны ехали налегке, для железяк есть оруженосцы, и коня ни к чему мучить… А уж про то, что жарко будет, и говорить нечего…
Бывалые воины оказались правы, только Жанна ехала в боевом облачении, держа развевающееся на ветру знамя. Но делала это девушка не ради того, чтобы выделиться. Такие же опытные рыцари посоветовали несколько дней не снимать доспехи, чтобы привыкнуть к их тяжести на плечах, понять, где еще нужно подогнуть или подточить. Вот и маялась
Теперь Жанна поняла, какой это тяжелый труд быть рыцарем, в латах и ходить-то трудно, а предстояло еще и бегать, и даже драться. О последнем девушка старалась не думать. Она не могла думать о том, что ей придется убивать людей, пусть и врагов, пришедших на ее землю незвано. Конечно, девушка в блестящих доспехах и со знаменем в руке на красивом коне выглядела очень эффектно, но Жанна с удовольствием сменила бы этот приметный «наряд» на простую деревенскую одежду. Латы сковывали движение, немилосердно давили на плечи, руки, ноги, в них было жарко и душно. Но ни жаловаться, ни подавать вида, что ей плохо, нельзя: позвала вперед – должна вести.
Жанна ехала, оглядывая окрестности, и убеждала сама себя: что такое ее мучения по сравнению с той миссией, которую она должна выполнить? Нельзя думать о себе, нужно думать о тех, кто в Орлеане ждет не дождется спасения, о тех, кто идет сзади, пыля усталыми ногами, кто едет, таща тяжеленные орудия… Но главное, все время надо помнить, что она, Жаннетта, которую теперь все зовут Девой Жанной, не сама по себе, она исполнительница Божьей воли, а потому не имеет права ни отступить, ни испугаться, ни даже просто раскиснуть или показать, что ей плохо. Она должна выдержать все, и эти страшно тяжелые и неудобные латы – самое легкое из того, что ей предстоит.
Девушка так увлеклась осознанием своей роли, что не задумалась, почему столь странно движется войско. Почему впереди оказался обоз, а знамена с черными крестами на золотом фоне, под которыми воевали всадники Жиля де Ре, тащатся сзади… Причем и обоз почему-то отправился не весь, а только его половина. И шли они… левым берегом Луары, в то время как сам Орлеан и позиции Толбота, которые собиралась первыми атаковать Жанна, находились на правом. Она слабо представляла себе расположение города и вражеских позиций, кроме того, так устала, что вечером слезла с коня только с помощью пажа.
Вяло проползла мысль, что Жиль де Ре обязательно выругал бы за такое «корячение», но сил на изящную посадку и ловкий прыжок с седла на землю не оставалось. Болело все тело, очень хотелось пить, полежать на травке, распрямив онемевшие в латах спину и плечи, сбросить эту тяжесть. Но когда оруженосец Жан д’Олон и паж Мюго попытались помочь ей снять доспехи, девушка категорически воспротивилась:
– Я буду спать в них!
– Зачем?
Не могла же она сказать, что если снимет, то завтра попросту не сможет заставить себя снова надеть эту груду железа.
Жиль де Ре примчался, как только встали на привал. Тревожно всмотрелся в лицо:
– Ты как?
Жанна с усилием тряхнула головой, отбрасывая слипшиеся от пота волосы:
– Хорошо, все в порядке.
– Сними все и просто полежи, выпрямившись, на земле, полегчает.
– Нет, я не буду снимать доспехи.
Барон понял, что не все так хорошо, как она пытается изобразить, хотя это было понятно и по измученному
– Слушай меня, девочка, ты можешь сколько угодно строить из себя опытного рыцаря, у меня все равно опыта больше твоего. Доспехи на ночь нужно снять, в них никто не ходит целый день и не спит тем более. Завтра ты встать не сможешь, если не снимешь.
Это Жанна понимала и сама, но заупрямилась. Жилю можно сказать откровенно, потому она тихонько вздохнула:
– Если я их сниму, то завтра не смогу надеть.
Что мог ответить де Ре на такую откровенность? Только покачал головой и втайне от Жанны напомнил ее оруженосцу и пажу, чтобы забрали хоть знамя и почаще смачивали волосы Девы во время движения, следующий день обещал быть жарким.
Еще один тайный совет подтвердил правильность решения капитанов – Дева есть Дева, даже посланная Господом, она кроме несгибаемого духа имеет бренное тело, которому попросту тяжело.
На следующий день предстояло выйти на берег напротив Орлеана. Никто штурмовать город с этой стороны не собирался, капитаны решили переправить подошедшую часть обоза и саму Деву с несколькими десятками солдат на правый берег немного выше по течению, чтобы они смогли войти в город и там дожидаться подхода остальной армии уже по правому берегу. Конечно, это было долго и сложно, но другого способа уберечь Деву от атаки на позиции Толбота капитаны не видели.
Барон де Ре смеялся:
– Вы еще не представляете, что нам предстоит вынести, когда Дева догадается!
Ла Гир кивал:
– Боюсь, она вспомнит мои ругательства. Только бы не полезла атаковать Турель до вашего подхода, она может.
Было решено, что вместе с Девой переправится и Дюнуа (Бастар Орлеанский), главной задачей которого на ближайшее время будет удерживать Деву от каких бы то ни было действий. Жиль де Ре предупредил, что это будет очень нелегко:
– Она так уверена в помощи Господа, что может пойти на позиции врага одна безо всякой армии.
Когда на следующее утро запели армейские трубы, возвещая подъем, Жанна с трудом разлепила глаза, чувствуя, что попросту не может подняться. Спать в латах занятие не из легких, болело и без того уставшее за предыдущий день тело, не поднимались руки и ноги, трещала голова… И очень хотелось снова закрыть глаза и еще хоть чуть-чуть полежать. А проснуться лучше всего под птичьи трели дома в Домреми. Жанна едва не заплакала от жалости к себе, но тут же заставила себя подняться и отправиться умываться. Холодная вода немного взбодрила, стало легче дышать. Жан д’Олон покачал головой:
– А что же будет днем, ведь сегодня жарко…
Дева отмахнулась:
– Вытерплю.
И все же на коня взобралась с трудом лишь благодаря усилиям верных помощников.
И снова под ногами коней заросшая дорога, снова пыль и жара… Мюго предложил забрать знамя, ни к чему его все время нести самой Деве, так не делает никто из рыцарей. Жанне очень хотелось возразить, но она чувствовала, что сама едва держится на коне, потому древко отдала.
Конные отряды добрались бы быстро, но движение сдерживал обоз и пешие воины. Мерная поступь лошади страшно укачивала, особенно Жанну, не сумевшую выспаться ночью в неудобных латах. Хотелось пить и спать, но девушка держалась из последних сил. Оглянувшись, она поняла, что не одна едва держится на ногах, многие пешие тоже сильно устали и бредут, с трудом передвигая ноги. А как же идти в атаку, если все так устали?