Жанна д'Арк
Шрифт:
— Вот мой убийца! — закричала Жанна, увидев вошедшего в тюрьму епископа Бовезского.
— Нет, Жанна, не я вас убил, а вы сами себя, — не сделав того, что обещали, и снова отпав от Церкви, — ответил епископ, может быть, с непритворною жалостью. — Что же ваши Голоса? Помните, вы говорили, что они обещают вам освобождение? И вот, обманули, видите?
— Да, обманули! — сказала будто бы Жанна. [378] Может быть, хотела сказать: «Я обманулась, не поняла Голосов; думала, что они обещают спасти меня от смерти, а теперь вижу, что должна умереть». И если бы даже сказала: «Обманули», — что из того? Если на кресте Сын Божий сказал Отцу: «Для чего Ты Меня оставил?» — то это могла сказать и «дочерь Божия». Сделалась «проклятой» и она, так же как Он:
378
Proc`es. II. 34. —
Христос искупил нас от проклятия закона, сделавшись за нас проклятием, katara, ибо написано: «проклят… висящий на древе»
(Гал. 3, 13).
«Братья небесные», Ангелы, покинули Жанну; все Голоса вдруг замолчали, кроме одного, никогда еще ею не слыханного, но чей он, — она не знала наверное. Что, если не Его, а Другого?
Жанна была против всего мира — всей Церкви, одна с Ним или не с Ним, а с Другим, — этого тоже не знала наверное, и в этом была ее крестная мука — вечный вопрос без ответа: «для чего Ты меня оставил?»
Жанна просит, чтоб ее причастили.
— Дайте ей все, чего она просит, — разрешает епископ Бовезский.
Брат Мартин причащает Жанну.
— Верите ли вы, что сие есть, воистину, Тело Христово? — спрашивает он, вынимая частицу из дароносицы.
— Верю, — отвечает Жанна. — Только Он, Христос, — Освободитель мой единственный! [379]
«Господи, благодарю Тебя за то, что умираю свободным от всего!» — могла бы сказать и Жанна, умирая, так же как сказал св. Франциск Ассизский; в Третье Царство Духа — Свободы — вступает и она, как он.
379
Amiet. 218. — Proc`es. I. 482–484. — «Croyez-vous que ce soit le corps du Christ?». — «Oui, et Celui-la seul qui put me d'elivrer».
Было около девяти часов утра, когда Жанну вывели из тюрьмы, посадили вместе с духовником ее, братом Мартином, и главным тюремным приставом, Массие, на телегу и под охраной восьмидесяти английских ратных людей повезли на площадь Старого рынка, у церкви Христа Спасителя, где приготовлены были три высоких деревянных помоста: первый — для последнего «увещания милосердного»; второй — для судей и третий, выше всех, покрытый гипсом, с правильно сложенной поленницей дров, — для костра. Тут же, на третьем помосте, был столб с прибитой к нему доской, а на доске — надпись: «Жанна, рекомая Дева, лгунья, злоковарная, пагубная, обманщица, колдунья, кощунница, в Иисуса Христа не верующая, идолопоклонница, служительница дьяволов, отступница, еретица и раскольница». [380]
380
Sarrazin. Jeanne d'Arc et la Normandie. 369. — Amiet. 217. — Proc`es. IV. 459. — «Jehanne qui s'est faict la Pucelle, menteresse, pernicieuse, abuseresse du peuple, divineresse, superstitiuse, blasphameteresse de Dieu, presumptueuse, malcreant de la foi de Jhesuscrist, vanteresse, ydolatre, cruelle, dissolue, invocateresse de diables, apostate, scismatique et h'er'etique».
Площадь охранялась ста шестьюдесятью английскими ратными людьми. Множество любопытных теснилось на площади, и в окнах, и на крышах домов.
Жанну взвели на первый помост. Мэтр Никол'a Миди, доктор богословия, взойдя на тот же помост, произнес последнее «увещание милосердное», кончавшееся так:
— В мире, Жанна, гряди! Церковь больше не может тебя защищать и предает власти мирской.
А со второго помоста, судейского, монсиньор епископ Бовезский начал читать приговор:
— Именем Господним… мы объявляем тебе, Жанна, что должно тебе, как члену гнилому, быть из Церкви исторгнутой, дабы всех остальных членов не заразить… ибо вновь, отцом лжи соблазненная, отпала ты от Церкви и вернулась к злым делам твоим, как пес на блевотину… И мы исторгаем, извергаем тебя и предаем власти мирской, прося ее, умерив свой приговор, пощадить тебя от смерти и членовредительства… [381]
381
Proc`es. III. 159. — «Au nom du Seigneur… nous d'eclarons que toi, Jeanne, membre pourri dont nous voulons emp^echer que l'infection ne se communique aux autres membres, tu dois etre rejetee de l'unit'e de l'Eglise; tu dois ^etre livr'ee `a la puissance s'eculiere… Attendu que… s'eduite par le d'emon, prince du mensonee, tu es retombl'ee dans tes erreurs et tes crimes, tel le chien qui retourne `a son vomissement… Et nous te rejetons, nous te retranchons, nous t'abandonnons, priant cette meme puissance s'eculi`ere de vouloir mod'erer envers toi sa sentence, en dec`a de la mort et de la mutilation des membres…».
Этой
Но знали, конечно, все, чего эта просьба стоит: если бы мирская власть исполнила то, о чем просила Церковь, то оказалась бы такой же еретицей и богоотступницей, как осужденный, и навлекла бы на себя такой же приговор церковных властей. Все это знали, но делали вид, что не знают. Церковью возлагалась вина на государство, а государством — на Церковь, и оба были невинны: казнь совершалась, но никто не казнил.
382
Eymeric. III. 554. — Bernard Gui. Practica inquisitionis hereticae pravitatis. III. 144.
Знали это все, и всем было тяжело, — мирянам так же, как людям Церкви, потому что перед этим простейшим и правдивейшим в мире существом — не могучей и страшной «ведьмой» и не великой Святою Девою, а грешною, слабою, маленькой девочкой Жанной эта ложь и лицемерие слишком были очевидны: надо было ее убить, сжечь на костре, свято, милосердно исполняя заповедь любви Христовой, и это было сверх сил человеческих.
После приговора и отлучения осужденной от Церкви все духовные лица сошли с помоста, потому что дело их было кончено: отлученная предана в руки властей мирских, и теперь начиналось их дело. [383]
383
Petit de Julleville. 164.
Жанна стала на колени, сложила руки на груди и подняла глаза к небу. Многие англичане плакали, а другие смеялись или только делали вид, что смеются, и кричали священнику-тюремщику, мессиру Массие, продолжавшему увещевать Жанну:
— Что же, попы, здесь нам и обедать, что ли? [384]
Участь Жанны, отлученной от Церкви, надо было решить, согласно с церковными законами, представителю власти мирской — городскому голове Руана, байльи, мэтру Жану Ле-Бутельэ, который тут же присутствовал, окруженный членами городского правления, асессорами. Но, слишком усердный слуга англичан, он так спешил или так растерялся, что забыл, что прежде, чем виновную казнить, должно ее осудить и произнести над нею приговор.
384
Proc`es. II. 19; III. 177, 186. — «Quoi donc, pr^etres, nous ferez-vous diner ici?».
— Делай, что надо! — крикнул он палачу, кивнув ему головой на Жанну, и тот повел ее на белый гипсовый помост с поленницей дров для костра. [385]
Женская, длинная, белая, серою густо пропитанная рубаха была на Жанне и картонная, тоже пропитанная серою, остроконечная, желтая на бритой голове, митра — шутовской, ведьмин колпак, с такою же, как на столбовой дощечке, надписью большими черными буквами: «Еретица, Вероотступница, Идолопоклонница». [386]
385
Petit de Julleville. 165. — Bailli, Jean de Bouteiller. — «Fais ton affaire!».
386
Proc`es. III. 53. — «H'er'etique, relapse, apostate, idol^atre».
Белая Дева на белом помосте — белая Лилия Франции или самого Благовещения:
Радуйся, Благодатная!
— О, Руан, Руан! Как бы тебе за меня не пострадать! — воскликнула Жанна, взойдя на высокий помост, откуда виден был город. [387] И «дочерь Божия» заплакала о городе своем так же, как Сын Божий о своем Городе плакал:
Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица — птенцов своих под крылья, и вы не захотели! (Лк. 13, 34).
387
Proc`es. III. 53. — «Ah! Rouen, j'ai grand'peur que tu n'aies a souffrir de ma mort!».