Жанр исторической робинзонады: эволюция образов прошлого, настоящего и будущего в период 2007-2012 гг.
Шрифт:
— Купцов грабили, — со знанием дела пояснил Петька. — У простых путников такого не наберешь.
— А доспехи?
— Охрана, наверно, доспех простой, без украшений. Видите: били в спину.
— Сколько же это все стоит? — поинтересовался хозяйственный Кузька.
— Да уж десятка три гривен, если без монет и того, что в ларце, — довольно уверенно определил Петька. — Про украшения не знаю, отца надо спрашивать». [16. С. 332–333]
Приведенный
«Даже быт, коренным образом отличный и менее комфортный, не порождал никаких проблем.
Временной зазор между „вселением“ и „осознанием“ сыграл роль своеобразного психологического демпфера. Не будь его, еще неизвестно, как бы принял человек ХХ века необходимость есть вместо картошки репу, пользоваться вместо (пардон) туалетной бумаги мхом и мыть голову печной золой. А так Мишку нисколько не удивляло и не шокировало то, что сарафан является мужской верхней одеждой, что женщины используют для стирки куриный помет, что спать приходится вповалку на полатях, что в жаркую погоду мужчины, пренебрегая штанами, щеголяют в одних долгополых льняных рубахах». [16. С. 69]
В заключении необходимо отметить и довольно новый прием создания иллюзии правдоподобности текста, применяющийся в русской массовой литературе с конца 80-х — начала 90-х гг. XX века (на этом приеме основаны такие популярные жанры массовой литературы, как криптоистория и фолк-хистори). Этот прием заключается в привлечении читательского интереса путем опровержения общепринятых, традиционных точек зрения и заменой их смелыми гипотезами или (реже, в случае, если общепринятые представления неверны) в обращении внимания читателя на то, что традиционная точка зрения не совпадает с реальным положением вещей. Е. Красницкий пользуется этим приемом весьма умеренно, но, тем не менее, этот прием заслуживает упоминания в данной работе. Наряду с прочими, он придает тексту убедительность путем повышения авторитета мнения автора в рассматриваемых вопросах. Так, высказывание: «Это Мономаху мы обязаны выражением: „Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами“» сопровождается авторским примечанием: «Вообще-то в „Повести временных лет“ сказано несколько иначе, но именно этот вариант широко распространился благодаря усилиям интеллигентов-западников». [16. С. 19]
Гораздо активнее пользуется этим приемом К. Костинов: сюжет «Сектанта», как уже было показано выше, целиком построен на опровержении общепринятых стереотипов о середине 20-х годов XX века. Их опровержение сквозной нитью пронизывает текст от начала до конца. Опровержение строится «от противного»: герой как носитель стереотипного образа прошлого всякий раз, когда «реальность» прошлого не совпадает с образом прошлого в его сознании, считает, что попал не в собственное прошлое, но в прошлое
«Сергей все понял. Это — НЕ ПРОШЛОЕ.
У власти — не Сталин, а некий Рыков, Дзержинский — министр промышленности, вместо рублей ходят червонцы, большевики спокойно относятся к церкви, через эстонскую границу переходят террористы, да не просто террористы, а белогвардейцы, хотя война уже три года как закончилась… Польские концлагеря, казакисадисты, святой Илья Муромец.
Ничего этого в прошлом Сергея не было. А значит…
Он — в параллельном мире. Альтернативная история». [23, с. 65–66]
В «альтернативности» изображенного в романе прошлого герой убеждается и при сопоставлении реалий 1925 г. с реалиями настоящего. Эти сопоставления служат также и для создания неприглядного образа настоящего, однозначно уступающего образу прошлого. Процитируем как один из наиболее характерных примеров такого сопоставления сцену получения героем удостоверения личности:
«В Загорках Сергей ждал сюрприз.
— Паспорт? Какой паспорт? — нешуточно удивился председатель Паша, когда Сергей спросил у него, как можно получить паспорт, — Ты цто, за границу собрался?
— Почему за границу?
— Так в СССР нет внутрянних паспортов. Только цтобы за границу поехать.
Так… В СССР нет паспортов. Сергей уже привык к мысли, что он — в альтернативной истории, но окружающий мир постоянно подкидывал ему сюрпризы.
— Почему нет? — задал несколько глупый вопрос.
Поводень вздохнул:
— Цто такое паспорт?
— Эээ…
Хороший вопрос.
— Удостоверение личности?
— Паспорт, товарищ Вышинский, есть документ, удостовяряющий право на отлуцку из места постоянного проживания и служит для целей ляшения граждан права на свободное пярямясцение в пряделах страны. Паспорта — один из инструментов поляцейского государства и в подлинно свободной стране, которой является Союз ССР, паспортов нет.
Зашибись. Это что же получается, подумал Сергей, Российская Федерация 2010 года — полицейское государство и менее свободно, чем СССР 1925 года? Пусть и параллельного мира.
— Постой, Паша, — решил уточнить Сергей, — а если у меня, скажем, на улице попросят документ…
— Кто попросит?
— Милиция.
— Уже два года как издан дякрет ВЦИК и Совнаркома о том, цто никто ня имеет право требовать от граждан паспорта или иные документы, удостовяряющие лицность. СССР — страна свободная». [23, с. 120]