Жар небес

Браун Сандра

За день до его похорон ей пришлось съездить в Новый Орлеан на похороны останков Кена Хоуэла. Прискорбно мало людей присутствовало здесь. Трисия не проронила ни слезинки. С сестрой она не только не пожелала разговаривать, но даже ни разу не посмотрела в ее сторону. После короткой церковной службы ее увели полицейские. Шейла оплатила услуги адвоката Трисии – иной помощи от сестры та принимать не пожелала. Отказалась и от свидания с Шейлой в тюрьме.

Во время этих печальных дней траура Шейла позвонила Марку в Лондон. Он выражал соболезнования, утешал, но что-то изменилось в их дружбе. Каждый из них с сожалением понял,

что возврата к былым отношениям быть уже не могло.

Так Шейла осталась в одиночестве в большом доме, и никогда ей не было так одиноко, как теперь, в этот вечер. Она приняла ванну. Ее одежда была аккуратно сложена на постели. Оставалось только уложить все в чемодан и отправляться спать. Она, однако, решила задержаться в этот вечер подольше, поскольку ей предстояло провести свою последнюю ночь в Бель-Тэр.

Когда угас последний луч солнца на горизонте, Шейла, пытаясь сбросить оцепенение тоски, отвернулась от окна.

Он стоял на пороге ее спальни, прислонившись плечом к дверной раме, и молча смотрел на нее. Одет был как обычно – джинсы, сапоги, рабочая рубаха. От этого ей стало особенно неловко, поскольку сама она была в неглиже.

– Я вижу, твои манеры не улучшились с тех пор, как я видела тебя в последний раз, – заметила она. – Разве нельзя хотя бы сначала постучать в дверь?

– Я никогда не стучал, входя в спальню к женщине. Он оттолкнулся от дверного косяка и вошел в комнату. Извлек из нагрудного кармана конверт и положил его на ночной столик.

– Я получил твое письмо.

– Тогда больше нам нечего сказать друг другу, верно?

Он рассеянно взял со столика флакон с духами и понюхал.

– Пожалуй, так. Если не считать того, что подобные новости обычно передают при личной встрече.

В своем халатике Шейла чувствовала себя обнаженной, но не столько физически, сколько морально. Его присутствие в спальне действовало на нервы. А он ходил по ней, трогал разные предметы, и от этого ей было еще больше не по себе.

– Я решила, что нам лучше никогда не видеться. Мой юрист, учитывая мое желание, посоветовал проинформировать тебя об этом почтой.

– И он поддержал твое решение передать мне Бель-Тэр?

– Нет.

– Потому что я незаконнорожденный сын Коттона.

– Его возражение касалось не этого. Он… он считает, что я должна была слепо следовать букве завещания папы.

– То есть поделить собственность на три части: между тобой, мной и Трисией?

– Да.

– Но ты решила иначе?

– Да.

– С чего же вдруг? – Он преспокойно уселся в кресло, накрытое чехлом, и закинул ногу на ногу.

– Это трудно объяснить, Кэш.

– Попытайся, – потребовал он.

– Мой отец… наш отец… обращался с тобой отвратительно.

– Хочешь исправить его ошибки?

– Ну, если так можно выразиться.

– Рожденный не на той стороне одеяла прав не имеет, Шейла.

– Нет, ты для него значил гораздо больше. Он горько рассмеялся:

– Живой укор совести.

– Может быть. Когда он покинул Новый Орлеан, он вовсе не намеревался бросить тебя и твою мать. Он любил ее. Очень. А его завещание подтверждает, что и тебя он любил.

– У него для меня никогда не находилось доброго слова, – сердито заметил Кэш.

– Он не мог себе такого позволить. – Ее ответ тотчас насторожил его. Прекратилось развязное покачивание ногой. Он вопросительно уставился на Шейлу,

во взгляде его мелькнула надежда. – Он тебя любил, Кэш, но боялся сближения с тобой. Он считал, что, если позволит себе хоть как-то проявить свои чувства, всем все станет очевидным. – Шейла вдруг посмотрела на него с недоумением. – Право же, сама не понимаю, что было бы в этом плохого. Почему он не признал тебя при жизни?

– Да он Мэйси поклялся, что не сделает этого. Такая у них была сделка с ней. Коттон мог иметь мою мать любовницей, но только не сына от нее.

– Но почему он не признал тебя, когда мама умерла?

– Сделка с Мэйси была заключена пожизненно. Для Коттона. По крайней мере, так он сказал моей матери и мне, когда я требовал, чтобы он женился на ней… У Мэйси не было иного выхода, как оставить ему Бель-Тэр. Но уж она позаботилась, чтобы он не был слишком счастлив в нем.

– Да, получается, что он поставил Бель-Тэр превыше собственного счастья, превыше собственного сына, – с грустью сказала Шейла. – Он любил тебя, Монику, меня. Но больше всего – Бель-Тэр! – Она посмотрела на него сверху вниз и тихо добавила:

– И ты тоже, Кэш. Поэтому ты тут и оставался все время. Где-то подспудно ты знал, что Бель-Тэр принадлежит тебе по праву. Всю свою жизнь ты ждал. – Он молчал и смотрел на нее. – Ну вот, больше тебе ждать не надо. Я отдаю тебе и свою долю. В этом письме все сказано. Препятствия устранены, владение больше не является совместным, оно целиком на твое имя. Чек Эндикота покрыл банковскую задолженность. У тебя теперь приличный деловой капитал. С честным бухгалтером, который позаботится о бюджете, ты вернешь былое процветание лесозаготовкам Крэндола. Думаю, даже превзойдешь его. Папа тебя хорошо учил. А то, чего ты не узнал от него, усвоил сам на практике. Он всегда говорил, что ты прирожденный знаток леса. Самый лучший. Он гордился тобой. – Она слабо улыбнулась ему. – Теперь ты, может быть, захочешь сменить имя всей компании, поскольку унаследовал Бель-Тэр?

– Я бы скорее предпочел женщину, а не дом.

– Что? – Шейла посмотрела на него с удивлением. Он поднялся из кресла и подошел к ней настолько вплотную, что ей пришлось откинуть голову, чтобы видеть его лицо.

– У меня с Трисией ничего не произошло. Я не спал с ней, – сказал он. – И, признаться, никогда не испытывал такого желания. К тому же до той ночи эта сучка на меня и смотреть-то брезговала. Я заподозрил, что ее специально подослали ко мне. Начал ее обжимать маленько, а сам решил ее расколоть, узнать, что они замышляют. – Он вдруг запустил пальцы в ее волосы, еще больше откинув ее голову назад. – Шейла, ты же любишь Бель-Тэр. Почему отдаешь его мне?

– Потому что всегда чувствовала, что я тут живу временно, как бы в порядке одолжения. Всегда, всегда, понимаешь, чувствовала, что это место по-настоящему мне не принадлежит. Сама не знала почему. А сейчас знаю. Ты плоть и кровь Коттона! Его сын! Как же я была глупа! Ведь ты так напоминаешь его. Почему я раньше этого не замечала? – Она смотрела в его лицо и чувствовала, что любит его. Это становилось невыносимым, пришлось отвести взгляд. – После того, как он умер, я наконец вспомнила, что вами было сказано в ту ночь, когда ты привез меня домой с пруда Тибодо. Раньше я не видела в этом смысла. Папа говорил, чтобы ты держался подальше от дома. А ты ему в ответ кричал: