Жар ночи

Дэй Сильвия

Она была одинокой, усталой, обиженной, раздосадованной тем, как по-дурацки складывалось все в ее жизни. И, черт побери, почему бы ей на часок-другой не позабыть о роли недооцененной мамочки? Не переступить через это? А если так, то не лучше ли всего сделать это, отдавшись такому мужчине, как Коннор Брюс.

— Давай я тебя обниму, — произнес он с мягким манящим акцентом.

Стейси не шелохнулась. Просто не могла.

Когда он подошел почти вплотную, она задержала дыхание, осознавая, что стоит ей вдохнуть его запах, и о сопротивлении этому весьма заманчивому, но, конечно

же, недопустимому предложению вообще придется забыть. Запах его кожи был уникален. Пряный, отчасти мускусный. На сто процентов мужской. Неповторимый запах Коннора. Стоит вдохнуть — и образы, уже зарождавшиеся в сознании, обретут четкость. Она увидит, как бугрятся мускулы его рук, когда он приподнимается над ней, как сокращаются тугие мышцы брюшного пресса, когда он то всаживает свой огромный член глубоко в нее, то подается назад, как обостряет похоть его восхитительные черты.

А ведь он выглядит так уже сейчас!

Испугавшись своего желания, Стейси отчаянно замотала головой и отскочила в сторону, надеясь не налететь на обеденный стол и… надеясь, что он ее перехватит.

Что он и сделал.

Коннор с легкостью поймал ее, обхватив стальной рукой за талию и подтянув обратно к себе. Оказавшись вблизи и ощутив всю неистовую силу его желания, она размякла, взмокнув от предвкушения.

— Ну, давай, Стейси. — Вожделение сделало его голос еще ниже, добавив настойчивости. — Ты нужна мне. Я нужен тебе. Так пусть это случится.

Сейчас каждая линия его тела выдавала яростное вожделение. Страстное, очевидное, весьма, весьма соблазнительное.

Но это же сущее безумие!

— Черт побери! — воскликнула она, вырываясь вовсе не потому, что и впрямь рассчитывала вырваться, но потому, что это возбуждало ее еще больше. — Не можешь же ты просто так взять и отволочь меня в койку.

— Чистая правда. Кровать чертовски далеко. Я проделаю все это прямо здесь.

— Здесь? — чуть не задохнулась Стейси. — Да ты вконец спятил! Мы ведь даже не знаем друг друга.

Крепче прижав ее к себе, Коннор прошелся языком по пульсирующей жилке на ее шее. Мало того что она находилась в его объятиях, так теперь ее обволакивал его запах, не говоря уж о внимании и умении. У нее не было ни малейшего сомнения в том, что для Коннора не составит труда найти все эрогенные зоны на ее теле. Равно как и в том, что самой ей очень хочется, чтобы он это сделал. Господи, да сколько же времени прошло с тех пор, как она в последний раз занималась обалденным сексом с мужчиной, старавшимся доставить ей наслаждение. С тем, кто, казалось, испытывал потребность в том, чтобы доставить ей наслаждение.

— Ты слишком много думаешь, — прошептал он, касаясь губами ее уха, после чего его теплая ладонь скользнула на ее незащищенную бюстгальтером грудь и сжала крепко, но мягко. Большим и указательным пальцем он схватил сосок и стал потягивать и покручивать его. Ее пробрало насквозь, до самой промежности, так что она изогнулась в его руках. В его груди родился хриплый рык.

Стейси хотелось закрыть глаза и попросту раствориться в нем.

— Знаешь ли, дерьмовый денек — это еще не основание для того, чтобы прыгать в койку с первым встречным.

— А

почему? Зачем отказывать себе в том, чего тебе хочется?

— Это называется «зрелость».

Стейси сменила тактику, перестала дергаться и обвисла в его руках, чего он, похоже, просто не заметил. С этакой силищей этот парень мог бы удерживать на весу слона.

— На мой взгляд, это, скорее, называется мазохизмом.

— Сдается мне, ты вдолбил себе в башку, что можешь делать все, что тебе заблагорассудится, потому что ты такой классный.

Он поцеловал Стейси в висок и сжал в ладонях обе ее груди.

— Ты сама классная, а вот ведь не делаешь, что тебе заблагорассудится.

— Комплименты не помогут тебе забраться мне в трусики, — фыркнула Стейси.

Подняв руку, Коннор повернул ее лицо к себе так, чтобы их губы сблизились.

— Нет, — прошептал он губами в губы, — но вот это поможет.

Его пальцы расстегнули пуговицу на ее поясе, и рука скользнула под джинсы.

— Нет…

Его язык проник ей глубоко в рот, подавив протест, а ладонь, поверх кружевных трусиков, легла на промежность.

— Да, — проурчал он, растирая умелыми пальцами ее возбужденную, набухшую щелку, — ты ведь уже мокрая, милая.

Она издала нечленораздельный звук, когда его рука убрала тонкую преграду из ткани и кожа соприкоснулась кожей.

— Скажи, что хочешь меня, — прохрипел он, в то время как мозолистый кончик его указательного пальца уже проскользнул между ее складками и теперь ласкал, растирал, надавливал на ее клитор. Снова и снова. Она напряженно изогнулась и хрипло выдохнула:

— Ох! Я сейчас кончу… Боже…

О господи, у нее так давно не было телесных наслаждений, что возбуждение, казалось, перехлестывало через край.

— Скажи, что хочешь меня, — повторил он.

Она вертела бедрами, подаваясь навстречу его сводящему с ума пальцу.

— А это имеет значение? — удалось выдохнуть ей, в то время как тело извивалось в его мощных руках.

— Да. — Он куснул ее за шею, и она вскрикнула, не столько от боли, сколько от неожиданности. — Имеет. Я хочу тебя. И хочу, чтобы ты тоже меня хотела.

Два длинных толстых пальца проникли в ее щель, и ее скрутило в преддверии оргазма. Глаза закрылись, голова упала ему на грудь. Ее била отчаянная, неуемная дрожь. Весь сегодняшний день и без того был эмоционально перегружен, а сейчас к этому примешалось еще и похотливое желание.

— Да, — всхлипнув, выдавила она, впиваясь ногтями в руку, мявшую ее груди. Как это было здорово — оказаться в чувственных объятиях. Ощутить себя желанной.

— Спусти свои джинсы.

Моргая, чтобы стряхнуть жгучие слезы, Стейси взялась за пояс, спустила джинсы до колен, а потом, выпрямившись, потянулась к лежавшей на стойке домашнего бара сумочке, достала оттуда пачку презервативов, купленную неделю назад. Размера «Магнум XL»: тогда ей казалось, что это такая пикантная шутка, а теперь хотелось верить, что они не окажутся слишком маленькими, потому что штуковина Коннора, от одной мысли о которой она увлажнялась еще сильнее и становилась еще податливее, была невообразимо здоровенной.