Жар твоих объятий (Отвергнутая)
Шрифт:
Он наклонил голову, и свет газовой лампы упал на крутые завитки его черных волос.
— Да.
— Кто вы такой и что вам надо?
— Я — Эдуардо Доминго Ксавьер Таварес, — представился он с чарующей улыбкой.
— Ваше имя ничего не говорит мне, — ответила Филаделфия, придерживая дверь.
Эдуардо заметил на пальце руки, которой она придерживала дверь, белую полоску. Чтобы увидеться с девушкой, ему пришлось переждать на лестнице молодого джентльмена, выскочившего из ее комнаты со смущенным видом, а затем и служанку, которая
— Сеньорита, может, вы позволите мне войти и побеседовать с вами наедине.
— Нет, — ответила она, слегка прикрывая дверь.
— Я могу поговорить с вами и из коридора, — решительно заявил он, — но мне кажется, что у вас очень любопытные соседи…
Проследив за его взглядом, Филаделфия заметила, что дверь на противоположной стороне приоткрыта. Она сурово сжала губы. Ей было известно, что за каждым ее шагом следят. Чего все они ждут от нее? Неужели считают, что она совершит какой-нибудь необдуманный поступок?
— Неудивительно, что ваши соседи не одобрят ваше поведение, если вы будете разговаривать с человеком посторонним, да к тому же иностранцем.
— Меня совершенно не волнует мнение чужих людей, — ответила она, открывая дверь. — Вы можете войти, но только на минуту.
Эдуардо вошел в крошечную комнатушку и с удивлением огляделся. Он знал, что Филаделфия разорена, но не думал, что до такой степени. Комната была тесной, потолок низким, на единственном окне висела старая вытертая штора красного бархата. Взглянув на девушку, он понял: она смущена, и тут же пожалел, что не умеет контролировать свои эмоции. Но как начать? И с чего?
Смущенная, что ее застали врасплох, Филаделфия опустилась на ближайший стул. Она никак не могла взять себя в руки. Он был чрезвычайно красивым мужчиной, хотя и необычного типа. Чуть выше среднего роста, стройный, широкоплечий и одет во все черное. Черного цвета были его кудрявые волосы и глубокие внимательные глаза. Даже его кожа была гораздо темнее, чем у некоторых мужчин. Судя по речи, он был иностранцем. Он не относился к тому типу мужчин, с которыми при обычных обстоятельствах ей хотелось бы иметь дело.
Однако она была слишком хорошо воспитана, чтобы позволить эмоциям возобладать над разумом.
— Пожалуйста, садитесь. Вы хотите поговорить со мной?..
— Сеньор Таварес, — ответил он, усаживаясь на второй в комнате стул.
— Вы португалец?
Он польщенно улыбнулся:
— Бразилец.
Холодок пробежал по спине Филаделфии, когда она посмотрела в его красивое лицо. Бразилия! В одном из писем, которыми она располагала, упоминалась Бразилия.
— Вы приехали поговорить о моем отце?
— Скажем так: я человек, который заинтересован лично в вас.
Она насторожилась.
— Вы слышали сплетни и знаете, по какой причине был устроен
Она замолчала, так как он приложил к губам палец, словно увещевая ребенка.
— Сеньорита, это дело не имеет к вам никакого отношения.
Филаделфию поразил взгляд его черных, как сливы, глаз, откровенно рассматривающих ее. В этом взгляде не было ничего неуважительного. Создавалось такое впечатление, что он стремился заглянуть в самые потаенные уголки ее души. Филаделфию смущал этот взгляд, однако она выдержала его.
— Вы ошибаетесь, сеньор. То, что случилось с моим отцом, касается и меня. Он не был вором. Я знала его лучше, чем кто-либо другой, и уверена, что он был не способен на плохие поступки. Лжецы разрушили его жизнь. Я единственная, кто может доказать его невиновность. — Ей показалось, что в его глазах промелькнула жалость.
— Сеньорита, нельзя с уверенностью утверждать, что один человек в совершенстве знает другого, — тихо произнес он. — Незнакомцы, которые провели вместе всего пять минуть, могут узнать друг о друге больше, чем люди, прожившие всю жизнь под одной крышей. В каждом сердце есть свой маленький секрет.
— Мой отец невиновен.
— Я только высказал свое мнение, — ответил он, пожав плечами. — Иногда мы уважаем людей, которые меньше всего достойны нашего уважения.
— Это звучит оскорбительно!
— Нет, сеньорита, просто честно. А честность — это не что иное, как храбрость и готовность не принимать желаемое за действительное. Очень часто мы выдаем себя не за тех, кто мы есть на самом деле.
Филаделфия сжала виски руками. Его слова казались ей пустыми и ничего не значащими.
— Я очень устала, — сказала она.
Оглядев комнату, он снова посмотрел на нее.
— Вы ужинали? Лично я нет. Не будете ли вы столь любезны составить мне компанию и пойти туда, где бы мы могли хорошо поесть?
— Нет. С меня довольно косых взглядов и шепота за моей спиной.
Эдуардо заметил, как Филаделфия посмотрела на дверь, и понял, что она хочет, чтобы он ушел. «Человек больших страстей должен научиться большому терпению», — говорила ему в детстве бабушка, когда он пытался удержать котенка, рвущегося на свободу. Сейчас он понимал, что лучше не спешить.
— Хорошо, я буду краток. — Он скрестил на груди руки. — Но сначала позвольте мне сказать, что я восхищаюсь вами, сеньорита Хант. У вас есть характер. Вы горды, и не без причины. Вы красивы, но не тщеславны.
Филаделфия смотрела на Эдуардо, пораженная его высокомерием и самоуверенностью.
— Продолжайте, сеньор. Я пока не решила, как мне относиться к вашим словам.
— Воспринимайте их как комплимент. Вы бесподобно справились с этими идиотами на аукционе. Вы купец от Бога.
— Мне не доставляло удовольствия продавать имущество отца! — возмутилась Филаделфия. — Я старалась, чтобы вещи попали в руки людей, которые смогут по достоинству оценить их.