Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»
Шрифт:
Но я-то, конечно, знала, где она обреталась.
Уорриор-ривер, штат Алабама
30 августа 1924 г.
Если проехать восемь миль к югу от Полустанка и свернуть налево на дорогу, ведущую вдоль реки, то ещё через две мили вы увидите изрешеченную крупной дробью табличку. Она гласит: КЛУБ И ЛАГЕРЬ РЫБАКОВ «ФУРГОННОЕ КОЛЕСО», а стрелка указывает на песчаную тропинку.
Бадди
Когда Бадди познакомился с Евой, ему было семнадцать, а ей девятнадцать. Он прекрасно знал, что Ева с двенадцати лет спала с мужчинами, причем со многими, и это ей всегда нравилось, но ему было все равно. Ева относилась к своему телу с той же легкостью, с какой относилась вообще ко всему, не то что баптистские девочки из Полустанка. Очутившись в её постели, Бадди сразу почувствовал себя мужчиной, и это была полностью её заслуга.
Большая, полногрудая, с рыжими, как ржавчина, буйными волосами и глазами цвета зеленого яблока, Ева всегда носила крупные бусы и ярко красила губы, даже когда собиралась на рыбалку. Она не знала, что такое стыд, и умела стать мужчине настоящим другом. Ева была не из тех девушек, которых парни приводят познакомиться с мамой, но Бадди все же решился пригласить её домой.
Однажды в воскресенье он привез её в Полустанок на обед, а потом показал папин магазинчик и угостил коктейлем. Бадди не был снобом — в отличие от Леоны, которая, увидев Еву, чуть в обморок не упала. Но Ева была отнюдь не дурочкой и сказала потом Бадди, что с удовольствием посмотрела, как он живет, но у реки ей больше нравится.
Все парни в городе над ней подшучивали и говорили всякие гадости, если кто-либо упоминал её имя. Но только когда рядом не было Бадди. Это правда, она спала с кем хотела и когда хотела, но что бы там ни болтали злые языки, пока она кого-то любила, она была ему верна. Ева принадлежала Бадди. А когда у него возникало желание пофлиртовать с ней, то и он принадлежал только ей одной. Они оба знали об этом, а больше ничего им и не требовалось.
Ева позволяла себе самую большую роскошь в жизни — плевать на мнение окружающих. Этому она научилась у своего отца — Большого Джека Бейтса, тайно торговавшего спиртными напитками. Весил он около трехсот фунтов, любил повеселиться, а в еде и выпивке мог одержать верх над кем угодно.
Иджи вечно просилась на реку с Бадди, и он иногда брал её с собой. Речной клуб и лагерь рыбаков представляли собой старое деревянное строение с синими лампочками по фасаду, украшенное двумя ржавыми рекламными щитами кока-колы и полустертым плакатом у двери, восхваляющим достоинства автомобильных шин «Гудьер», а позади него помещалась кучка хижин с входами, затянутыми москитными сетками. Но Иджи здесь нравилось.
По выходным сюда наезжало много народу. Они пели старые ковбойские песни, танцевали и пили всю ночь напролет. Обычно Иджи сидела с Бадди и Большим Джеком и смотрела, как Ева танцует, доводя партнеров до изнеможения.
Как-то Бадди сказал ей, показывая на Еву:
— Посмотри, Иджи. Вот это настоящая женщина! Женщина с рыжими волосами — ради этого стоит жить.
Большой Джек,
— Думаешь, ты уже стал настоящим мужчиной, чтобы получить мою девочку, парень?
— Я стараюсь стать мужчиной, Большой Джек, — ответил Бадди. — Может, я сдохну от этих стараний, но будь уверен, я очень стараюсь.
Потом Ева звала Бадди, и они отравлялись в её комнату, а Иджи оставалась с Большим Джеком и смотрела, как он ест. Однажды он слопал семь бифштексов с кровью и четыре тарелки картофельного пюре.
Через некоторое время Бадди с Евой возвращались, и он отвозил Иджи домой. По дороге он говорил:
— Я люблю эту женщину, Иджи, можешь не сомневаться.
И Иджи не сомневалась.
Но с тех пор прошло девять лет, и сегодня Иджи приехала сюда на попутной машине с какими-то рыбаками, которые высадили её у прибитой к дереву табличке. Вчера Руфь уехала в свою Джорджию, и Иджи была просто не в силах оставаться дома, в четырех стенах. Когда она добралась до белых ворот с двумя большими фургонными колесами, почти стемнело. Подходя к дому, она услышала музыку, у крыльца стояло пять или шесть машин, и синие лампочки над входом уже горели.
Маленькая собачонка подбежала к Иджи на трех лапах и запрыгала вокруг неё в полном восторге. Наверняка это была Евина псина, она ни одной живой души прогнать не могла. У дома вечно слонялись штук двадцать бродячих кошек, которых Ева подкармливала: открывала заднюю дверь и бросала им еду во двор. Бадди говорил, что все бездомные твари в округе ходят кормиться к Еве.
Иджи давно не появлялась у реки, но тут, похоже, ничего не изменилось. Разве что на рекламных щитах стало чуть больше ржавчины да перегорели две-три лампочки, но изнутри, как всегда, доносился смех.
Когда она вошла в дом, Ева сидела за столом с какими-то парнями и пила пиво. Увидев Иджи, она закричала:
— Бог ты мой! Поглядите-ка, что за киска к нашей миске!
На Еве был розовый свитер из ангорской шерсти, бусы и такие же сережки, а губы ярко накрашены. Она крикнула отцу на кухню:
— Пап! Иджи пришла! А ну иди ко мне!
Она подскочила к Иджи и чуть не задушила её в объятиях.
— Где ж ты столько пропадала? Мы думали, детка, тебя давно собаки сожрали!
Из кухни пришел Большой Джек. С тех пор как Иджи видела его в последний раз, он поправился ещё фунтов на пятьдесят.
— Так-так, вы только поглядите, кто к нам пожаловал. Крошка, ты ли это? До чего я рад тебя видеть!
Держа Иджи за плечи, Ева внимательно её разглядывала.
— Черт меня побери со всеми потрохами, как же ты выросла! А худышка-то какая! Ну ничего, детка, мы тебя откормим, правда, пап?
Большой Джек тоже оглядел Иджи с ног до головы.
— Разрази меня гром, с каждым годом ты все больше напоминаешь мне Бадди. Глянь-ка на нее, Ева. Или я ошибаюсь?
— Ты прав на все сто! — сказала Ева и потащила Иджи к столу. — Парни, это моя подруга. Познакомьтесь: Иджи Тредгуд, младшая сестренка Бадди. Садись, детка, выпьем. — И вдруг воскликнула: — Эй, минуточку! А лет-то тебе сколько? Может, тебе и пить ещё нельзя? — Чуть поколебавшись, она махнула рукой. — Да ладно, какого черта! От пива ещё никто не умирал, правда, ребят?