Жаркие ночи в Майами
Шрифт:
— Вот что, люди! — прошипела она. — Я скажу вам, что я собираюсь делать. Я не собираюсь болтаться здесь и ждать, пока меня уничтожит эта мультимиллионерша. О нет, это не для меня! Вы можете тонуть, а я собираюсь выплыть. Я всегда выплывала. Никто не уничтожит меня, уничтожать буду я.
— Что ты намерена делать, Лайза? — спросила Криста.
На самом деле она уже все знала. Просто хотела услышать подтверждение.
— Я намерена вернуться к Джонни в агентство «Элли», — заявила Лайза. — И мне плевать, что мне придется
56
— Я еще не была в твоей новой квартире, Джонни.
Лайза сознательно не употребила слово «дом». Это не был дом. Это была берлога плейбоя, холостяцкая берлога невероятных размеров, и людей, употреблявших слово «дом», сюда просто не приглашали. А сейчас Лайза Родригес хотела, чтобы встретили ее хорошо.
Джонни разглядывал ее через всю комнату, наливая шампанское в высокий бокал.
— Ты выглядишь лучше, чем когда-либо, Лайза, — сказал он. — Я не шучу. Я на самом деле так считаю.
— Я чувствую себя замечательно. — Лайза, смеясь, сделала пируэт.
Все шло хорошо. Когда она позвонила ему, он казался скользким, как змея, но одновременно в нем явно взыграло любопытство. Дьявольское любопытство.
— Я хочу вернуться, — просто сказала она. — Я не должна была уходить от тебя, и я очень сожалею. Я хочу, чтобы ты дал мне еще один шанс.
Джонни мало что сказал по телефону. Она чувствовала, как его подозрительность достает ее по телефонным проводам. В конце концов, он внедрил Мону в агентство Кристы. Может быть, и Криста отвечает ему тем же?
— Никогда не вредно обсудить кое-какие дела, — сказал он тогда.
Они условились о встрече. В семь часов вечера. Там, где он живет. Особняк на углу 63-й улицы и Мэдисон-авеню, напротив отеля «Лоуэлл».
— Итак, почему такая смена настроения? — осторожно спросил Джонни.
— Я могу быть совершенно честной?
— А разве есть другая возможность?
— Из соображений личной выгоды.
— А, — сказал Джонни, — вот теперь ты заговорила языком, который я понимаю.
— Мы оба разговариваем на этом языке.
— Может быть, может быть, — Джонни налил себе вина, настороженный, как никогда.
— Мэри Уитни отменила проект с духами «Майами». Она намерена утопить Кристу. Она хочет утопить ее с помощью своих денег, адвокатов и судебных исков. Лучшее, что может сделать Криста, — это выйти замуж за своего прирученного писателя и выпасть из настоящей жизни. Но это не то, чего хочу я. Я хочу большего.
— Я слышал, что у Кристы были осложнения в Майами.
— Она считает, что это ты все подстроил.
— Я ничего не подстраивал. Не имею к этому никакого отношения. У нее нет никаких доказательств. Стоит ей только намекнуть, будто я имею к этому какое-то касательство, она получит еще один иск. — Джонни говорил осторожно, словно подозревая, что у Лайзы с собой микрофончик и их разговор подслушивают.
—
— И еще один парень, как я слышал.
— Он был классный парень. Но когда наступает критический момент, то оказывается, что единственное, что у меня есть, — это я сама. Так со мной бывало всегда, Джонни. Ты должен бы это знать.
Он подошел к ней с бокалом шампанского. Выражение лица у него смягчилось. Они действительно похожи. Всегда были похожи. С того времени, когда она была так молода, на все согласна и он получал от нее такое наслаждение.
— Но, Лайза, ты ушла от меня! Ты ушла от Джонни, который создал тебя. Ладно, скажем, у тебя на самом деле была красота. Ты и сейчас красива. Но ведь это не все, так ведь, девочка? Красоту надо упаковать, продать и заставить людей поверить в нее. Я все это сделал для тебя, а ты ушла от меня, ушла в конкурирующую фирму и поставила мой бизнес под угрозу. Ты знаешь, как много значит для меня мой бизнес. Это все, что я имею. Я сам — это все, что я имею, но ведь такова и твоя позиция, не так ли, радость моя?
— Я ценюсь высоко, Джонни. Ты знаешь, как дорого я стою.
— Я знаю, сколько ты стоила раньше, дорогая. Я написал книгу об этом, помнишь? Но с тех пор случилось много. Твои родители погибли, так ведь? А теперь Мэри Уитни вышла на тропу войны, объявила, что от тебя одни неприятности, и даже ликвидировала такую большую рекламную кампанию, как ее «Майами». Может быть, она права, и ты действительно приносишь неприятности. Людям, занимающимся рекламой, это не понравится, и фотографам тоже… и даже агентам. — Джонни… пожалуйста. — Лайза широко распахнула глаза. Она не знала, как дальше разыгрывать этот спектакль. Джонни не любил просителей. Он любил тех, кто сам выбирает.
— Но, с другой стороны, я мог бы поговорить с Мэри Уитни. Вести переговоры — это ведь моя работа, не правда ли? Может, я сумел бы уговорить ее отозвать своих гончих псов, по крайней мере в отношении тебя. Кто знает, что вообще возможно? Но это будет очень трудно. Мне придется очень много трудиться, чтобы расчистить всю грязь, которую ты вокруг себя развела. Мне придется заново выстроить твою репутацию. Я должен буду врать на каждом шагу, уверяя всех, что ты не брыкливая шлюха, которую надо наказывать, а не поощрять.
В его глазах зажегся зловещий огонь. Лайза это видывала и раньше. Глаза Джонни вспыхивали так, когда он думал о сексе. И не просто о сексе. Он выглядел так, когда думал о своих особых приемах секса… секса, который причиняет боль. Лайза нервно сглотнула. Другого пути нет. Она всегда знала это в глубине души. Если она хочет получить то, что ей надо, ей придется заплатить эту цену.
И она ответила ему тихим голосом, почти шепотом:
— Если ты возьмешь меня обратно, Джонни, я позволю тебе наказать меня.