Жаркий Август. Книга Первая
Шрифт:
Только смогла себя убедить в том, что я великодушна, заботлива и самое главное смела, как умудрилась в потемках задеть картину, висящую на стене и уронить ее на пол.
Черт!
Смелость опять улетучилась, словно ее и не было, и остаток пути до двери в свою комнату я проделала на цыпочках. Зашла внутрь, тихонько прикрыла дверь и, зажмурившись, прижалась к ней спиной.
Сердце с таким надрывом перекачивало кровь по венам, что в ушах стоял гул.
Зачем я в комнату зашла? Мне надо в гостиную! Поговорить с ним, пообщаться, да просто рассмотреть
А вместо этого я спряталась в своем логове, и испуганно прислушиваюсь к своему сердцебиению. Что за трусиха! Надо идти к нему!
Вот. Вот. Сейчас. Еще пару минут и пойду.
Пытаясь себя убедить в этом, я отошла от двери, дохромала до кровати и, тяжело вздохнув, присела на ее уголок. Во рту горький привкус, в ушах гул, в душе не пойми что твориться.
Знаю, что надо идти в гостиную, что оставила его по-скотски на полу, но не могла себя заставить даже пошевелиться. Опустила взгляд на часы. Уже почти пять. Или еще только пять? Может, он спит? Отдыхает от пережитого стресса, а в том, что этот самый стресс у него был, не сомневаюсь. Не каждый ведь день тебя дарят, да еще такой распрекрасной принцессе как Василиса Чуракова.
Точно! Спит!
Пусть спит, было бы неправильно беспокоить его в такую рань, пусть отдыхает.
С каким-то отчаянием ухватилась за эту нелепую мысль, дающую мне возможность еще ненадолго отложить нашу теплую встречу.
Сна не было ни в одном глазу, поэтому я решила привести себя в порядок. Приняла воздушный душ, избавивший меня от прокуренной атмосферы клуба, приняла лекарства, позволила роботу-доктору сделать мне уколы, после которых пришлось немного полежать, спасаясь от головокружения.
Взгляд упал на календарик с розочками. Хотела было зачеркнуть еще день, но остановилась. Рано, этот день еще прожить надо, и судя по тому, как надрывно бьется сердце, задача будет не из простых.
Хм, надо еще один календарь завести и там вычеркивать дни до того счастливого момента, когда смогу отпустить Барсика на волю и забыть обо всем этом безумии.
Шесть утра.
Пытаясь сдержать внутренний шторм, от которого руки ходили ходуном, мелкими нерешительными шажками направилась к двери. Давай, Васька, сделай это! Проблема сама не рассосется, и ты это знаешь.
В нерешительности сжав дверную ручку, простояла так наверное минут десять, не меньше, прислушиваясь к внутренним весам "идти – не идти", а потом, в очередной раз тяжело вздохнув, вышла в коридор и медленно, через силу, побрела в гостиную.
Будто воровка, незаконно проникнувшая в чужие владенья, я осторожно продвигалась по собственному дому. Длинный коридор в этот раз показался мне короче мгновения.
С трудом сдерживая тяжелое дыхание, я вышла в гостиную. На барной стойке валялись небрежно брошенные мной подарочные коробочки, браслет и скан-чип. Еле удалось сдержать стон разочарования. Видать где-то глубоко внутри я надеялась, что все это нелепая, кошмарная иллюзия, но предметы, попавшие в поля зрения, перечеркивали все надежды.
Он
Еще несколько шагов и я приблизилась к стойке.
Может, все-таки его нет? Воспользовался отсутствием хозяйки и сбежал?
Еще шаг и взгляд натыкается на нелепую сине-красную клетчатую рубашку. Судорожно вздохнула, не в силах даже шевельнуться.
Барсик (сейчас стошнит от этого имени, вернее клички) находился именно там, где мы его вчера и оставили, в той же самой коленопреклонной позе.
Черт! Он что не мог за все это время по-другому устроиться? Или специально к моему приходу в такую позу вернулся? Не зная, что делать, покосилась на браслет. Что я там на нем нажала по указке Марики, отчего дядьку на пол свалило?
Блин, а что, если у него просто не было возможности лечь или сесть? Что, если эти чертовы кнопки отдают приказы, которые по своей воле не обойти? Да у него же за ночь в такой позе ни единого живого места не осталось! От этой мысли мне подурнело и пришлось вцепиться в столешницу.
Опять посмотрела на свою "собственность". Дыхание тяжелое, неровное, быстрое. Значит, ни черта не спит, притих, ждет моих действий.
А что мне делать? Чуть не завыла от безысходности. Я. Не. Знаю. Что. Делать.
Безумно захотелось развернуться и ухромать в свою комнату, закрыться там и будь что будет. Остановила меня только мысль о том, что ему сейчас хреново. Гораздо хреновей, чем мне. И страшно. Хотя у самой зубы от ужаса сводило.
Давай, Василиса, соберись!
– Эй, ты там живой? – странным каркающим голосом произнесла я.
Минутная тишина, потом хриплый сдавленный ответ:
– Да.
У меня волосы на руках дыбом встали. Это же человек, живой, мать его, человек! И он по всем документам принадлежит мне, как какая-нибудь табуретка. Безумие! Страшное безумие, оплетающее меня липкой паутиной паники. Я не справлюсь! Я точно с этим не справлюсь.
Стою над ним, а у самой руки трясутся, ноги, внутри все ходуном ходит.
Черт! Что я делаю? Почему стою как умалишенная над ним? Его же поднять с колен надо, поднять из этой унизительной позы.
И не особо думая о последствиях резко произнесла:
– Поднимайся!
Сама дернулась от фразы, сорвавшейся с моих губ. Прозвучало грубо и зло. И не важно, что злилась я на саму себя и больше ни на кого.
Он этого не знал.
Дрогнув от моего тона, попытался распрямиться, подняться, но вместо этого повалился на бок с громким стоном.
Мамочки! Зажав рот руками, я наблюдала за его мучениями. У него после такой ночи все мышцы должно было свести, а тут я со своим "поднимайся". Идиотка!
Первым порывом было бросится к нему, что бы помочь, но резкая боль спине, напомнила о моем плачевном состоянии. Да, я даже нагнуть к нему не смогу, какая тут помощь? Помощница, блин, нашлась!
Насколько могла быстро подошла к шкафу, распахнула дверцу и дрожащими руками стала перебирать всякую мелочь на полках. Тут должны были быть таблетки. Обезболивающее. Я точно помню, сама их сюда клала!