Жаркое лето
Шрифт:
Многое еще узнал бы Ванята о братьях Пыховых, но тут на пороге появился Платон Сергеевич.
— Ну, что? — оказал он. — На свеклу пойдем?
— Пойдем!
Ванята кричал вместе со всеми. Даже громче других.
— Пойдём-ом!!!
Ванята немного жалел, что надел белую рубашку. У козюркинских ребят был какой-то особый взгляд на амуницию. У одних были перешитые солдатские гимнастерки, у других — футболки с наляпанными от руки цифрами, а Ваня Сотник нацепил комбинезон.
Ваня Сотник отступил
— По двое разбери-и-сь!
Марфенька толкнула локтем Ваняту.
— Видишь он какой?
— Какой? — не понял Ванята.
Вокруг поднялись шум и суета. Каждый норовил пролезть вперед, в голову колонны. Но Сотник быстро наводил порядок, строил колонну строго по росту. Он выдергивал за руку низеньких и гнал их на левый фланг. Подошел он и к Ваняте.
— Иди туда! — сказал он.
Ванята не пошевелился. Пусть только попробует взять за руку! Пусть тронет!
Страшную драку, которой, возможно, не видывало еще Козюркино, отвела Марфенька.
— Не трогай Ваняту, — сказала она. — Пускай стоит здесь.
Брови Вани сошлись на переносице, по лицу пробежала быстрая тень. Но он отошел.
Ваняте стало обидно. Марфенька могла подумать, будто он в самом деле испугался.
А дело шло своим чередом. Парторг рассказал, что они будут делать в поле и кто назначен бригадиром. Но этого он мог и не говорить. Важная персона стояла на виду у всех в синем комбинезоне и матросской тельняшке.
Парторг пошел вдоль строя, остановился возле Сашки Трунова.
— Болит? — спросил он, указывая глазами на пухлый и уже замусоленный бинт.
— Боли-ит! — простонал Сашка.
Платон Сергеевич поморщился. Потом веско, как врач на приеме, сказал:
— Разрешаю работать без повязки. Если есть время — сними…
И больше ни звука. Приложил руку к старенькой потертой кепке и кивнул бригадиру.
«Трогайте, мол. Жмите на все педали».
Ваняте он улыбнулся издали, как будто извиняясь, что не представил его обществу. Но Ванята и не обижался. Может быть, так даже лучше…
Они шли по тихой, бегущей в поля дороге. Утро подымалось яркое и чистое, как бывает всегда после грозы. Казалось, всего было сверх меры, сверх того, что может принять земля — и золотого, льющегося, будто липовый мед, света, и пронзительной небесной синевы, и густой свежей зелени, и брошенных горстями сверкающих капель дождя.
За лесной полоской показалось свекольное поле. Справа и слева белели кофты пропольщиц, сверкали на солнце тяпки. На самой обочине поля, будто распустившийся в одночасье мак, стояла девушка в красной косынке.
— Это наша Нюська, — оказала Марфенька и улыбнулась широко и радостно.
— Какая Нюська? — спросил Ванята.
— Агроном. В этом году институт
Марфенька вскинула свои голубые глаза на Ваняту и вдруг вздохнула.
— Я ей вот как завидую, Нюське…
— Почему?
— Знает она все. И вообще красавица… Ты кому-нибудь завидуешь?
— Я никому не завидую, — сказал Ванята.
Марфенька рассмеялась.
— Врё-ошь!
— Вот еще…
Марфенька удивленно посмотрела на человека, которому чужды людские слабости.
— Тебе хорошо! А я всем завидую! Чем лучше человек, тем больше завидую. Даже Ване Сотнику…
— Ха! — выдохнул Ванята. — Чему завидовать?
— Не знаю. Я не умею объяснять.
Марфенька наморщила лоб.
— Ты «Чапаева» видел?
— Ну да, — сказал Ванята.
— Я тоже видела. Несколько раз. На коне. А бурка, как туча…
Ванята пожал плечами.
— Что ж, по-твоему, Сотник — Чапаев, да?
— Не, он не Чапаев. Сотник — он другой. Он…
Марфенька запнулась, не умея объяснить Ваняте, кто же такой Сотник и что он из себя представляет.
— Ты чего нахмурился? — спросила она Ваняту. — Обиделся, что я про Сотника так говорю?
Молча шел Ванята рядом с Марфенькой. Конечно, Марфенька загнула со своим сравненьем. Но все равно ему было завидно, что есть на свете люди, о которых так тепло и преданно думают девчонки, похожие на лесной гриб подберезовик.
Оргвопрос
Ничего выдающегося в Нюське, то есть Анне Николаевне, Ванята не заметил.
Была она в синих матерчатых брюках с белыми заклепками на карманах. В руках коротенький хлыст. Возле дерева, ревниво поглядывая на хозяйку, стоял рослый гнедой конь.
Сначала Нюся рассказала про свеклу и живущую в ней сладкую медовую сахарозу, потом склонилась над пышным, зеленовато-бурым кустом, показала, сколько надо выдергивать из него ростков, а сколько оставлять, чтобы корни были тяжелыми, как слитки.
— Понятно? — спросила она. — Ну, тогда приступайте. Только смотрите… без брака!
Минута — и уже пляшет под Нюсей резвый шальной конь, просит большой быстрой дороги. Только тут Ванята понял, что сам залюбовался Нюсей, а может, и позавидовал ей.
Ребята подвертывали рукава, становились возле своих рядков. Ваняте не приходилось раньше полоть свеклу. Один раз он вместе с классом обрывал в колхозном саду яблоки, в другой — сажал вдоль большака тополя и гибкие упрямые липы. Вот, пожалуй, и все… Но там совсем иначе — поработал час-другой и шабаш. Не было там ни угрюмого бригадира Сотника, ни девчонки, похожей на гриб подберезовик, которая смотрит на тебя и думает: «Сейчас мы проверим, какой ты есть на самом деле, Ванята Пузырев!»